Русский язык — не велик, не могуч и не перспективен

Если даже представить себе, что русский язык — это просто язык, а вовсе не политический инструмент; если напрячь фантазию, и вообразить, что его навязывают Украине примерно так, как ребенку навязывают бант — для красоты, например, то даже и тогда это не кажется мне сколько-нибудь оправданным. Не смотря на то, что я, как и многие из вас, являюсь носителем его, я осознаю, что русский язык давно уже не велик, не могуч, и даже не перспективен.

Международная языковая среда обуславливает практику доминирования одного из языков, который становится средством международного общения. За право стать всеобщим, после окончательной смерти латыни, соперничали разные европейские языки, и до сих пор следы господства французского или испанского, благодаря терминологии, прослеживаются в тех или иных сферах человеческой деятельности. На данный момент основным языком международного общения является английский, что, в общем то, совершенно закономерно ввиду не столько политических причин, сколько благодаря общей структуре английского языка.

В сравнении с языками старой Европы, претензия русского на великость и могучесть выглядит на сегодняшний день, как минимум, забавно, и это при том, что с каждым годом придворными историками и лингвистами делается все больше для того, чтобы засунуть русский язык как можно дальше в глубь веков, для того, чтобы наградить его развесистыми и тяжеловесными эпитетами, сделать из сигнальной системы и средства общения практически путь ко спасению души. И все это — не двинувшись ни на шаг вперед по эволюционной прямой.

Сегодня о глубоком кризисе русского языка говорят только в узких специализированных кругах — еще бы, тема может стать пренеприятнейшей, если вынести ее на широкое обсуждение, особенно в тех странах, где РФ активно поддерживает русскоязычное население. Однако, факты красноречивы: из русского языка исчезают собственно русские слова, которые обозначают несуществующие уже предметы и понятия, как например «промокашка» или «самовар», а те слова, которые появляются вместе с новыми вещами и явлениями, зачастую — грубые, не русифицированные кальки с английского. Более того, вытесняются даже слова, которые актуальны — исключительно в виду соображений престижа, или, что также не редкость — простоты. И я не говорю сейчас о профессиональном сленге, на котором говорят маркетологи, социологи, и всевозможные менеджеры. Речь о повседневном языке среднего класса. Так, сплошь и рядом непристойный заменяют обсценным, навязчивую идею зовут обсессией; женщины не красятся, а делают мэйкап; гель после бритья — слишком громоздко, афтэшэйв много проще; уважение стало респектом, творчество — креативом, смысловое содержание — контентом; и даже привычный, хоть и немецкого происхождения бутерброд вытесняется более благозвучным сандвич. И это лишь те, немногие примеры, что я отметил для себя во время последней поездки на «историческую родину», при этом я намеренно не берусь за технические и компьютерные термины, например, благодаря которым в языке программистов от русского остаются только союзы и предлоги.

Успех английского объяснить легко: во-первых, он много богаче большинства других языков (например, намного богаче русского) и при этом — легок. Во — вторых, высокое качество контента, созданного, и постоянно создаваемого на английском языке, неизбежно порождает желание читать в подлиннике, понимать — о чем поют любимые исполнители, смотреть кино без гнусавых переводов, и играть в неадаптированные игры. И только в-третьих — успех английского связан с геополитической ситуацией. То, что делается сегодня на русском языке — неконкурентнособно: среди современных русских писателей иногда попадаются интересные, практически никогда — талантливые, а о гениальных и говорить не приходится. Русская философия обещалась быть, но так и не появилась, а геополитические потуги бывшей империи вызывают раздражение и брезгливость, но никак не желание подражать. Единственное, на что еще способны российские чиновники — это устраивать ностальгические камлания вокруг хиреющего велмога в странах, которые они считают «канонической территорией» русского языка, используя его как таран в ускользающих от их влияния государствах.

И в этой ситуации «борьба за права русскоязычного населения» в Украине выглядит как попытка напоить жаждущего соленой водой. Да, украинский язык сегодня тоже не слишком успешен, но сложно ждать победного марша от языка бывшей колонии, из которой метрополия на протяжение столетий выжимала интеллектуальные ресурсы. Однако, заменять его больным, бесперспективным чужим языком — по крайней мере не рационально.