«Украина всегда возвращается. Путинский режим исчезнет и о нем будут вспоминать, как об ужасном сне» - интервью с автором книги «Постлуганщина»

В начале ноября в Украине вышла книга «Постлуганщина». Как говорит ее автор Андрей Зайцев, это аналитическое исследование истории региона с фокусом на последние десятилетия. В «Постлуганщине» описаны события, которые в итоге привели к оккупации - то, чего, как говорит автор, не делал еще никто. «Новости Донбасса» пообщались с Андреем Зайцевым, расспросили его о книге и вспомнили вместе с автором события бурных предвоенных лет.

Андрей Зайцев родился на Луганщине, учился в Восточноукраинском университете имени Даля. С 2007 года работает в Луганской областной государственной администрации, поэтому уже почти 20 лет полностью погружен в политическую жизнь региона. 29 июля 2014 года Андрей Зайцев выехал из Луганска сначала в Сватово, затем в Северскодонецк. Когда и этот город оккупировали, он снова переместился - уже в Киев, где и выпустил «Постлуганщину».

Андрей Зайцев, автор книги «Постлуганщина»

«В “Постлуганщине” я попытался взглянуть по-новому на процессы, к чему они привели»

- Когда именно вы начали писать книгу. Я так понимаю, это было еще в Луганске до оккупации?

- Вообще книги было две. Это уже вторая. Первая была художественная с таким футурологическим описанием Луганщины. В первой книге описывалась жизнь на территории Луганской области с 2007-го по 2013-й год, если бы она, условно говоря, вышла из-под управления украинской власти и если бы центробежные, сепаратистские процессы тогда победили. Ведь мы же понимаем, что они были уже довольно давно, появились не в 2004-м и даже, возможно, не в 1991 году. Определенные спекуляции на этой теме со стороны московского режима довольно долгое время существуют. Первую книгу я издал осенью 2013 года. И фактически весь тираж остался в Луганске. Вторая книга - это уже была непосредственно публицистическая работа. В первый раз ко мне идея пришла где-то в 2020 году. Со второго захода она с 2022-го по 2024-й была написана и издана.

- Во вступлении к «Постлуганщине» вы пишете, что это не хроника, а философия истории Луганской области и попытка понять ее циклы. Что именно имеется в виду?

- О Луганской области на самом деле очень мало исторических материалов. В частности, о новейшей истории, образно говоря, с 1900 года по 2000-й, или по настоящее время. Например, Виталий Семенович Курило - под его редакцией была создана книга «История Луганского края». Она, кажется, описывает историю до 2003 года. Это, возможно, фактически единственный пример. Было еще несколько книг, но тиражи несопоставимы с подобными книгами, изданными в Харьковской или Донецкой областях. Какой-то аналитики, попыток разобрать какие-то проблемы - их не было. Я сделал попытку взглянуть по-новому на все эти процессы. Сделать какие-то выводы, которые потом будут полезны будущим поколениям исследователей. История Луганской области в целом - это как маленькое в большом. Отношение к Луганщине в Украине - как отношение к Украине в мире. То есть, с одной стороны, идет война, гибнут люди, что-то происходит очень трагическое. С другой стороны, если посмотреть, там все не так однозначно. Какие-то люди выходят, что-то говорят о гражданской войне. Люди снаружи это слушают и не могут окончательно картину составить. В наших силах продемонстрировать, что все же Луганщина существует, она есть. Это реальность, которая никуда не денется. Украинская Луганщина. Именно для этого книга написана. Что за процессы там происходят и как эти процессы возникли? К чему они вели и какая цель у них была? Какие можно сделать из этого прогнозы?

«Гражданскому обществу на Луганщине просто не дали органично вырасти»

- Расскажите подробнее о проукраинских акциях в 2013-2014 годах, проукраинской Луганщине. Потому что об этом очень мало говорят, особенно когда уже прошло десять лет.

- Евромайдан в Луганске был. Не сказать, что он был очень большой, но был и не маленький. Там были Ярослав Минкин (луганский поэт, общественный деятель - ред.), Константин Скоркин (луганский политолог - ред.), Константин Реуцкий (луганский общественный деятель - ред.). То есть, было ядро где-то 10-20 человек. У них был проект «Уличный университет» и велись переговоры о предоставлении им помещения в юношеской библиотеке. Она находилась немного дальше от центра, но они не согласились.

Участники Луганского Евромайдана. Фото из личного архива Андрея Зайцева

С конца февраля этот Майдан начали вытеснять из центра города возле памятника Шевченко на периферию. В общем, по моим субъективным оценкам, где-то на крупнейших Майданах собиралось 5-6 тысяч человек. То есть, это была большая группа, сюда приезжали люди из других районов области. Это был средний класс. Эти люди пытались дать бой пророссийским силам, но силы были неравны, потому что граница с Россией рядом. Последним мероприятием, мне кажется, было шествие студентов Восточноукраинского и Национального института Шевченко под руководством местных активистов в апреле. Оно было где-то на окраине города, потому что им угрожали представители казачества, полукриминальных обществ.

После 29 апреля, когда взяли штурмом администрацию, все проекты Майдана прекратились.

- Вот как раз если вспомнить штурм Луганской администрации 29 апреля, как это происходило? Можете вспомнить те события?

- Я находился возле администрации. Нам где-то в 12 часов сообщили, что будет штурм, что российские диверсанты и местные маргинальные элементы осуществят свою угрозу. В части администрации находилось несколько сотен военнослужащих внутренних войск, в частности из Винницы, из Кропивницкого - где-то из центральной Украины. Они были вооружены исключительно боевым оружием. Но никаких полицейских спецсредств у них не было. То есть, слезоточивого газа, резиновых дубинок. И не было у них никакого приказа, что им делать, чтобы защитить эту администрацию. И весь этот маргинес пошел на штурм. Они образовали такой живой коридор и вытаскивали по одному бойцу внутренних войск куда-то в толпу. Где-то к двум часам дня уже администрацию взяли штурмом. То есть, это на тот момент уже был последний такой акт, когда еще это все маскировалось под какое-то народное восстание.

Штурм здания Луганской ОГА в 2014 году. Фото из личного архива Андрея Зайцева

- Часть людей считают, что донецкая власть в 2013-2014 годах вела себя, мягко говоря, достаточно специфически и подыгрывала России. Какой была позиция луганской власти?

- Элита Луганска пыталась эти все интересы согласовать, чтобы сохранить симпатии электората. Председатель облгосадминистрации Пристюк (Владимир Пристюк - председатель Луганской ОГА в 2010-2014 годах - ред.), пытался как-то погасить конфликты, которые возникали на уровне Киева. А областной совет, несмотря на задание кураторов из ФСБ, продемонстрировал свой не то чтобы бандеровский характер, но такой украинский. Потому что отказалась от любых голосований и Голенко за шкирку уже вытаскивали (Валерий Голенко - председатель Луганского облсовета в 2010-2014 годах). Фактически в облсовете были уже российские какие-то диверсанты, потому что ничего голосовать не хотели. Луганские элиты хотели, так сказать, между капельками пройти, но в конечном итоге им это не удалось.

Интересный пример, как Анатолий Гарькавый - он был главой Старобельской районной государственной администрации. Его назначили 5 мая, кажется. А 7-го у него под администрацию собралась толпа с георгиевскими лентами, которые что-то от него требовали. Но примерно в тот же момент к нему приехал Мельничук, комбат батальона «Айдар». И те требуют вывесить российский флаг на здании, проводить референдум, а Мельничук говорит: «Дайте мне помещение для размещения лагеря для «Айдара». И Гарькавый обе этих просьбы выполнил. Он как-то договорился с теми сепаратистами, пошел на какие-то уступки. И предоставил помещение, нашел в Половинкино для «Айдара».

- Несколько разделов в вашей книге посвящены гражданскому обществу на Луганщине. Расскажите подробнее, какие были у него интересы.

- Довольно специфические. Большинство из них были около властных структур, которые финансировались, в частности, из областного бюджета. Это коммунальные предприятия, издательства газет, учебные центры, культурные, которые поддерживали казацкое направление, где очень сильно россияне давили собственным ресурсом. Было очень много благотворительных организаций, которые использовали различные около религиозные, около благотворительные структуры. Их было очень много, они работали с маргинальными элементами и пытались их как-то вписать в свою структуру, в свое содержание. С другой стороны им противостояло украинское гражданское общество на уровне Луганска, других крупных городов, в частности, Алчевск, Северодонецк. Это был средний класс в основном. Гражданское общество оно постоянно росло. Луганскому гражданскому обществу, которое строилось на среднем классе и проукраинской умеренной идеологии - ему просто не дали органично вырасти.

Книга «Постлуганщина». Фото из личного архива Андрея Зайцева

«Я предполагаю, что российский путинский режим исчезнет на Луганщине за одну ночь»

- Вы продолжаете работать в Луганской областной администрации. Как это удается в экзиле, когда почти вся область оккупирована?

- Сейчас администрация, все громады, переформатировались на деятельность гуманитарных хабов, которые оказывают помощь переселенцам. Их 37, эти хабы находятся от Львова до Харькова. Администрация оказывает помощь, координирует мероприятия по привлечению международной помощи. Территориальные общины, которые превращены в военные администрации, получают гуманитарную помощь, в том числе международную, распределяют ее среди переселенцев. Также предоставляют услуги, в том числе это правовая помощь, психологическая, медицинская. Плюс накопление материальных резервов. Мы все верим в деоккупацию, поэтому идет накопление материальных резервов, которые будут на тот момент в распоряжении громад. Это генераторы, различное оборудование, машины, чтобы можно было зайти на территорию области - мы так понимаем, что все там будет уничтожено, и восстановить там какую-то предыдущую работу. И главный момент - это координация поддержки военнослужащих. Общины закупают различное оборудование - беспилотники, автомобили, генераторы, расходные материалы.

Это все передают на воинские части, в частности, которые находятся на территории Луганской области или были там ранее образованы. Также мы понимаем, что надо сохранить некое луганское комьюнити - областную общественность, лидеров общественных мнений, стараться их поддерживать в меру своих сил.

- Если мы говорим о будущем Луганщины, то Киеву уже сейчас надо понимать, как разговаривать с людьми, которые сейчас оказались на оккупированной территории. Особенно, если мы говорим о территориях, захваченных в 2014 году. Как вы считаете, как Украине надо строить коммуникацию, чтобы вернуть этих людей?

- Главный цикл региональной луганской истории заключается в том, что Украина всегда возвращается на территорию Луганщины - открою самую страшную, так сказать, интригу моей книги. Это было в 1918 году, это было в 30-е годы. Это было после войны и после разрухи, в 1991 году. Украина всегда туда возвращается. Неважно, сколько это времени занимает - 10 лет, 50 или 100. Неважно, что там находится - царский режим, советская компартия, которая исчезла за один день, Партия регионов, которая тоже исчезла за один день. Я допускаю мысль, что российский путинский режим так же исчезнет за одну ночь. Просто он исчезнет, и о нем будут вспоминать, как об ужасном сне. Потому что никто в него не верит, никто серьезно не воспринимает. Все понимают, что это обман. Что то, что они говорят, - неправда. Что с одной стороны там какие-то пенсии в 2-3 раза выше, чем в Украине, а с другой - просто исчезают люди, все эти массовые убийства под видом «СВО». И все понимают, что эти жертвы приведут к каким-то ужасным результатам. В настоящее время - это чисто моя оценка, - все упирается просто в военное превосходство России. Оно сейчас там держится просто на геноциде, на уничтожении, на военной оккупации. Но российский режим оттуда каким-то демократическим или переговорным путем не уйдет. Что касается людей, то они просто перешли в глухой режим. Моя личная точка зрения, что все же это просто такой большой стокгольмский синдром, на который перешла вся эта община. Люди увидели, что такое поведение оправдано тем, что большинство сохранило свои жизни, свое имущество. И это надо учитывать, когда мы вернем территорию, чтобы пытаться как-то построить понятный диалог.