С начала военного конфликта на Донбассе сотни семей не могут найти родственников, пропавших без вести. По данным службы безопасности Украины, таких семей сегодня насчитывается около 250. Международный комитет Красного креста в Украине называет другую цифру – судьба около 690 человек остается неизвестной. Но есть и другие данные – неофициальные и более устрашающие.
Ядвига Лозинская, мама одного из пропавших солдат Андрея Лозинского, говорит, что провела собственное исследование.
Фото: zn.ua
По ее данным, более 1200 человек пропали во время конфликта на Донбассе. То есть это люди, которые, вероятнее всего, погибли или находятся в заложниках на оккупированной территории Донбасса, куда нет доступа для украинских структур. Женщина понимает, что это неточная цифра, кого-то нашли, кого-то похоронили, приняв скорбную весть о совпавшем ДНК. Тем не менее, эти данные могут помочь государственной системе, которая никак не может справиться с формированием единого реестра о пропавших без вести. Год назад, принятый Радой закон «О правовом статусе лиц, пропавших без вести» обязал правительство сформировать специальную комиссию, которая должна создать базу данных. Но пока безуспешно. Также закон внедряет процедуру предоставления правового статуса пропавших без вести во время конфликта и государственную поддержку их родственников.
Как рассказал юрист благотворительной организации «Восток-SOS» Богдан Мельникович, в правительстве пока не рассмотрели проекты документов, регулирующих создание комиссии, реестра и поисковых групп, которые, кроме всего прочего, должны взаимодействовать с общественностью. К тому же из-за непринятых документов, по словам правозащитника, Пенсионный фонд отказывает в социальной защите семьям, которые утратили кормильца.
Один из соавторов закона, экс-депутат Мустафа Найем утверждает, что несмотря на споры о нормах этого документа, в разных министерствах все же пришли к единому формату. Изначально силовые органы опасались того, что в уголовное законодательство Украины войдет такое понятие как «насильнические исчезновения, в которых принимают участие органы государственной власти» – закон обсуждался и принимался на фоне сандала с «тайными тюрьмами» СБУ. Тем не менее, в Уголовный кодекс Украины добавлена статья 146-1. Авторы закона подчеркивают, что в большей части от этой нормы зависит статус украинцев, ставших заложниками оккупационных властей или российских силовых органов. У закона и у конкретной идеи о создании реестра пропавших без вести в правительстве были сторонники, но дело «заглохло». Найем считает, что в данном случае сработала «даже не коррупция, а халатность, недостаток внимания, неприоритетность» этого вопроса.
Этот факт не просто бьет по больному всем, кто надеются узнать хоть что-то о пропавшем родственнике, он заставляет их и неравнодушных волонтеров вести параллельную работу. Люди объединяются в группы, создают общественные организации. Так, Ядвига Лозинская стала главой общественной организации «Всеукраинское объединение родных пропавших без вести и погибших Надія», которая проводит мастер-классы для родственников военных, погибших и пропавших без вести на Донбассе. Также Ядвига уже не впервые говорит о том, что контактировать нужно матерям пропавших сыновей по обе стороны линии соприкосновения. Весной прошлого года она вместе с другими матерями украинских военных выступили за то, чтобы встретиться с матерями пророссийских боевиков на линии разграничения. Но женщинам из Донецка так и не удалось добраться к месту назначения – их просто не выпустили с территории, подконтрольной боевикам. Ядвига рассказала, что в мае матери провели видеоконференцию. У группировок «Л-ДНР» тоже нет своей базы данных о пропавших без вести, но Ядвига убеждена, что на оккупированной территории Донбассе живут люди, которые готовы вне политики искать своих родных вместе с такими же как они, матерями украинских военных. По ее данным, «Л-ДНР» собрали более 5 тысяч ДНК-экспертиз, из которых 400 остались неопознанными.
Параллельно с идеей о совместной работе с донецкими семьями, объединение украинских матерей инициировало создание реестра пропавших без вести пока что в отдельной области – на Днепропетровщине. Сейчас этот вопрос рассматривают на областном уровне. После создания такого реестра семьи пропавших без вести солдат, которых в области около 20, смогут получать денежную помощь из областного бюджета. Постепенно к реестру Днепропетровской области общественники планируют добавлять данные других регионов.
Днепр – не единственный город, где местные власти выделяют деньги семьям военнослужащих. Но чаще всего из местных бюджетов выплачивают целевую помощь семьям погибших военных. Например, в Запорожье от 8 до 12 тысяч гривен получают около ста семей погибших в АТО.
В Кривом Роге пошли дальше и решили выплачивать пособия не только семьям погибших, участникам боевых действий, которые получили инвалидность, но и семьям, чьи родственники находятся в плену или считаются пропавшими без вести. Правда, сумма небольшая – 1,2 тысячи гривен в месяц.
Согласно закону должно быть так: все семьи военнослужащих, о которых ничего неизвестно, проходят ДНК-тест, затем эти данные переносятся в реестр, далее поисковая группа выясняет, жив ли человек. И только, если есть подтверждение, что человек мертв, семья получает статус семьи погибшего. Одной из самых активных поисковых групп «Черный тюльпан» с 2014 по 2016 годы удавалось получать с оккупированной территории тела погибших украинских военных. Организация сотрудничала с Вооруженными силами Украины. Но в сентябре 2016 года «Черный тюльпан» перестал быть официальной структурой. Как рассказал руководитель организации Ярослав Жилкин, поисковые работы сегодня не ведутся по обе стороны линии разграничения. «Черный тюльпан» с 2016 года работал неофициально, на добровольных началах помогал семьям искать своих родных. Но, по словам Жилкина, сегодня это стало гораздо сложнее, потому что закон обязывает волонтеров согласовывать все свои действия с полицией – даже опрос свидетелей.
Фото: naidy.org.ua
Как правило, родственники украинских военнослужащих до последнего готовы отказываться от статуса семьи погибшего в зоне АТО или ООС. Отказываются и от статуса, и от государственной финансовой помощи. Надежда многих семей сводится к 0,01% вероятности того, что ДНК-экспертиза дала сбой. Сообщения о совпавшем ДНК матери пропавших без вести солдат называют «черной меткой».
Ядвига – одна из тех матерей, которые не верят данным экспертизы. Ее сын пропал 29 августа 2014 года под Старобешево, во время событий Иловайского котла.
Фото: Facebook/Екатерина Стральченко
«ДНК-экспертиза показывает, что совпали 99,99%, то есть оставляет шанс на надежду и лозейку на случай, если человек вернется живым. Ведь это означает, что может быть открыто уголовное дело», - говорит Ядвига.
В сентябре 2014 года жительница Луцка Екатерина Хомяк потеряла связь со своими сыновьями Владимиром и Дмитрием, которые служили в добровольческом батальоне «Айдар». Они пропали в районе поселка Метталист, когда там велись активные боевые действия. С тех пор Екатерине Хомяк предлагали для опознания пять тел. Она не поверила ни одному.
Всего в объединении «Надія» - 50 женщин. Из них 45 получили те самые «черные метки». Заместительница главы объединения Виктория Солодухина подчеркивает, эти мамы и жены понимают, что пропавшими без вести не могут оказаться все – кто-то из их близких уже мертв. Но они объединились для того, чтобы найти всех – и тех, кто выжил, даже если это один человек, и тех, кто погиб.
Фото: Facebook/Екатерина Стральченко
«Каждая имеет право похоронить своего ребенка. К тому же эта работа – часть процесса по освобождению пленных», - считает Солодухина.