Открытому обществу нужна защита, - Джордж Сорос

Американский финансист и филантроп Джордж Сорос высказал свои прогнозы от возможного сотрудничества США с Россией, дал оценку политике будущего президента США Дональда Трампа и высказал опасения относительно дальнейшей судьбы Европейского Союза. Публикуем перевод полной статьи Сороса, опубликованный на «Европейской правде» .

Задолго до того, как Дональда Трампа избрали президентом США, я отправил своим друзьям праздничные поздравления с такими словами: «Эти времена – не business as usual. Желаю вам всего наилучшего в этом неспокойном мире». Сегодня я чувствую, что должен поделиться этой вестью с остальным миром. Но сначала я должен сказать, кто я и что я отстаиваю.

Я – 86-летний венгерский еврей, который стал гражданином США в конце Второй мировой войны. С самого детства я узнал, как много зависит от того, какой политический режим возьмет верх. Моя жизнь сформировалась под влиянием оккупации Венгрии гитлеровской Германией в 1944 году.

Пожалуй, я бы погиб, если бы мой отец не осознал всю серьезность ситуации.

Он обеспечил фальшивые документы для своей семьи и многих других евреев; с его помощью большинство из них выжили.

В 1947 году я бежал из Венгрии, которая на то время оказалась под властью коммунистов, в Англию. Уже студентом Лондонской школы экономики я попал под влияние философа Карла Поппера и потом развил свою собственную философию, построенную на двух столпах: погрешимости и рефлективности.

Есть два типа политических режимов: такие, где люди выбирали своих лидеров, чтобы те заботились об интересах избирателей, и других – в которых правители стремились манипулировать своими подданными, чтобы те служили интересам правителей. Под влиянием Поппера, я назвал первый тип общества открытым, второй – закрытым.

Эта классификация, конечно, слишком упрощена.

История знает много уровней и вариаций, от хорошо функционирующих моделей до недееспособных государств, с большим количеством уровней управления в каждой конкретной ситуации. Однако я считаю полезным различать эти два типа режимов.

Я стал активным адвокатом первого и оппонентом второго.

Нынешний исторический момент – очень болезненный для меня. Открытые общества - в кризисе, а различные формы закрытых обществ, от фашистских диктатур в мафиозных государств – на подъеме.

Как такое могло произойти? Я вижу этому единственное объяснение: избранные лидеры не смогли удовлетворить законные ожидания и стремления избирателей, и эта неспособность привела к разочарованию избирателей в основных разновидностях демократии и капитализма.

Проще говоря – многие почувствовали, что элиты украли у них демократию.

После распада Советского Союза США остались единственной сверхдержавой, приверженной принципам демократии и свободных рынков.

Основное изменение, произошедшее с тех пор – глобализация финансовых рынков, сторонники которой утверждали, что глобализация умножает общее богатство. В конце концов, если достижениями тех, кто выиграл, компенсировать потери тех, кто проиграл, они все равно останутся в выигрыше.

И это был ложный аргумент, поскольку не брался во внимание тот факт, что те, кто выиграл, вряд ли когда-либо компенсируют потери тем, кто проиграл. Однако потенциальные победители потратили достаточно денег, чтобы обеспечить поддержку  этого аргумента. Это была победа верующих в беспрепятственное свободное предпринимательство, или, как я их называю, «рыночных фундаменталистов». Поскольку финансовый капитал является неотъемлемым компонентом экономического развития, и лишь некоторые развивающиеся страны могли генерировать достаточно собственного капитала, глобализация распространилась как лесной пожар.

Финансовый капитал смог свободно передвигаться, избегая налогообложения и регулирования.

У глобализации есть далеко идущие экономические и политические последствия. Она привела к полной экономической взаимосвязи между бедными и богатыми странами; но одновременно она также увеличила неравенство внутри как бедных, так и богатых стран.

В развитых странах мира выиграли преимущественно крупные собственники финансового капитала, которые составляют менее 1% населения. Отсутствие политики перераспределения стало основным источником недовольства, которое эксплуатируют противники демократии.

Но были и другие сопутствующие факторы, особенно в Европе.

Я был горячим сторонником Европейского Союза с самого начала его создания.

Я считал его воплощением идеи открытого общества: ассоциацией демократических государств, которые были готовы отдать часть своего суверенитета ради общего блага.

ЕС начался как смелый эксперимент в сфере, что Поппер называл «поэтапной социальной инженерией». Лидеры установили достижимую цель и фиксированный график, а также мобилизовали политическую волю, необходимую для достижения этой цели, прекрасно зная, что каждый шаг потребует следующего шага вперед.

Именно так Европейское объединение угля и стали развилось в Евросоюзе.

Но потом что-то пошло удручающе не так. После Краха 2008 года добровольное объединение равных превратилось в союз кредиторов и должников, где должникам было трудно соблюдать свои обязательства, а кредиторы устанавливали условия, которым должники должны были повиноваться.

Эти отношения не были ни добровольными, ни равными.

Германия превратилась в государство-гегемон в Европе, но не смогла придерживаться обязательств, которые должны выполнять успешные гегемоны – смотреть за пределы своих собственных узких интересов на интересы зависимых от них людей.

Сравните поведение США после Второй мировой войны с поведением Германии после Краха 2008 года: США начали план Маршалла, который привел к развитию ЕС; Германия ввела программу жесткой экономии, которая служила ее личным узким интересам.

Перед воссоединением Германии эта страна была главной движущей силой европейской интеграции: она всегда была готова давать чуть больше, чтобы удовлетворить сопротивлявшихся. Помните вклад Германии в удовлетворении требований Маргарет Тэтчер относительно бюджета ЕС?

Но воссоединение Германии по модели «1 к 1» оказалось очень дорогостоящим. Когда упал Lehman Brothers, Германия не считала, что она достаточно богата, чтобы брать на себя любые дополнительные обязательства. Когда европейские министры финансов заявили, что не позволят упасть ни одному другому системно важному финансовому учреждению, канцлер Германии Ангела Меркель, правильно прочитав желания своего электората, заявила, что каждое государство-член ЕС должно заботиться о своих собственных финучреждениях.

Это стало началом процесса дезинтеграции.

После Краха 2008 года и ЕС, и еврозона становились все более неспособны к действиям. Доминирующие показатели (в странах-членах) становились все более далекими от предусмотренных Маастрихтским договором, однако и изменить договор стало все труднее, даже невозможно, поскольку изменения невозможно было бы ратифицировать.

Еврозона стала жертвой устаревшего законодательства; ввести крайне необходимые изменения стало возможно лишь найдя лазейки в существующем праве. Именно так органы власти ЕС становились все более сложными, а избиратели – отчужденными от них.

Усиление антиевропейских движений еще больше помешало функционированию институций. Силы дезинтеграции получили мощный импульс в 2016 году, сначала от Brexit, затем от избрания Трампа в США, а 4 декабря – от отказа значительного большинства итальянских избирателей от конституционной реформы.

Демократия переживает кризис.

Даже США, ведущая демократия мира, избрали своим президентом мошенника и потенциального диктатора.

Хотя Трамп смягчил свою риторику после избрания, он не изменил ни свое поведение, ни своих советников. В составе его кабинета - некомпетентные экстремисты и отставные генералы.

Что впереди?

Я убежден, что демократия в США выстоит. Конституция и институты, в частности – четвертая власть, достаточно сильны, чтобы противостоять перегибам со стороны исполнительной власти, и это предотвратит превращение потенциального в настоящего диктатора.

Но США в ближайшем будущем будут заняты внутренней борьбой, в то время как меньшинства будут страдать. США не смогут защищать и продвигать демократию в остальных странах мира. Наоборот, Трамп будет более приемлем для диктаторов. Это позволит некоторым из них достичь компромисса с США, а другим - продолжать свои дела без помех.

Трамп захочет договариваться, а не отстаивать принципы. К сожалению, это будет поддерживаться его ключевым электоратом.

Меня особенно беспокоит судьба ЕС, над которым нависла угроза попасть под влияние президента России Владимира Путина, чья концепция управления несовместима с концепцией открытого общества. Путин не является пассивным выгодоприобретателем при таком развитии событий; он много работал, чтобы эти события создать.

Он понял слабую сторону своего режима: тот способен эксплуатировать природные ресурсы, но неспособен генерировать экономический рост. Он почувствовал угрозу «цветных» революций в Грузии, Украине и других местах. Сначала он попытался взять под контроль социальные медиа. А затем сделал блестящий шаг: использовал бизнес-модель социальных медиа для распространения дезинформации и фейковых новостей, дезориентируя избирателей и дестабилизируя демократические страны.

Именно так он помог избраться Трампу.

То же самое, вероятно, случится в европейском избирательном сезоне 2017 года в Нидерландах, Германии и Италии. Во Франции оба ведущих кандидата близки к Путину и стремятся умиротворять его. В случае победы любого из них доминирование Путина в Европе станет fait accompli – свершившимся фактом.

Я надеюсь, что как лидеры, так и граждане Европы поймут, что это несет угрозу их образу жизни и ценностям, на которых был основан ЕС. Проблема в том, что метод, к которому прибег Путин чтобы дестабилизировать демократию, нельзя использовать для восстановления уважения к фактам и сбалансированного видения реальности.

Евросоюз оказался на грани развала с замедлением экономического роста и с потерей контроля над кризисом беженцев. Теперь ЕС должен пережить опыт, подобный тому, который пережил в начале 1990-х годов Советский Союз. Те, кто верят, что ЕС необходимо спасти, чтобы создать его заново, должны приложить все возможные усилия для достижения лучшего результата.