«Нормандский формат» оставляет возможность для манипуляций, - Анна Шелест

Анна Шелест, член правления Совета по внешней политике «Украинская призма», кандидат политических наук рассказала «Новостям Донбасса», что «Минск», по ее мнению, это торг, а не поиск компромисса. В то же время, она считает уступками два документа, которые были подписаны в столице Беларуси в сентябре 2014 года и феврале 2015 года.

Политолог смогла привести лишь один пример прямого влияния общества на переговорный процесс в международной практике, но отметила, что это все же возможно. Также аналитик дала свою оценку «нормандскому формату» переговоров по вопросам разрешения конфликта на Донбассе.

Как Вы оцениваете то, что происходит сегодня в Минске?

Минский процесс – это достаточно стандартная процедура. Конечно, с учетом особенностей, тем не менее, его можно раскладывать по учебникам о посредничестве в урегулировании международных конфликтов. Где есть стороны, есть посредники, есть желание или нежелание поиска компромисса, есть давление на стороны, и есть поиск хоть каких-то соглашений. Потому что вряд ли «Минск» можно назвать компромиссом. Это, скорее, поиск выхода из сложившегося положения на тот конкретный момент, когда он был подписан. На сегодня, конечно, существует определённое неудовлетворение сторон самим документом и даже иногда форматом. Но с другой стороны, иногда, лучше иметь такой формат, в рамках которого можно заставить стороны сесть за стол переговоров, чем начинать заново месяцами договариваться о новом формате взаимодействия.

Насколько стороны готовы к уступкам?

«Минск-1» и «Минск-2» - это уже большие уступки, потому что на тот момент вряд ли кто-то вообще ожидал, что такой документ появится. Мы видели очень много разговоров о разговорах, а не конкретных соглашений.

Но посадить стороны за стол переговоров – это лишь первый шаг. Намного важнее понять, на что они готовы пойти. И вот здесь, к сожалению, не всегда складываются эти условия для компромисса. Они меняются от дня подписания соглашения до дня спустя месяц. Например, стороны готовы к уступкам, когда они находятся на грани своих возможностей. То есть силы настолько велики, все понимают, что следующий шаг – это уничтожение. Или наоборот: силы настолько малы, что произойдет самоуничтожение, если конфликт продолжится. Мы должны четко понимать, что ни Украина, ни Россия сегодня не находятся в этих критических состояниях. Мы уверены в своих силах, а они еще более – самоуверенны. Поэтому нужно идти шаг за шагом. То есть начинается торг, а не поиск компромисса.

Насколько делегирование той или иной стороны является представительным?

В данной ситуации вопросы открытости юридических процедур всегда на втором месте. Это касается не только сторон конфликта, но и посредников. Учитываются такие факторы как личностные качества человека – что он умеет и знает, его прошлый опыт, репутация и так далее – какой он переговорщик. Второе – это, конечно, отношение к вопросу. Понимает ли он, о чем идет речь и имеет ли он, скажем так, определенные возможности, иногда связи, для того, чтобы участвовать в переговорах. Третье, что всегда важно, - это международная поддержка или поддержка государства. Он должен понимать, что он не один за столом переговоров, а его поддержат те, кто делегировал. Четвертое – это восприятие конкретного переговорщика или посредника (в данной ситуации это относится и к тем, и к другим). Мы прекрасно понимаем, что если представитель не воспринимается другими, это крайне негативно повлияет на переговорный процесс.

К слову о восприятии. В экономической подгруппе не всегда удается найти общий язык потому что, как говорят, против представителей незаконных организаций «Л-ДНР» открыты уголовные дела. Работа группы не продвигается. Что делать, когда стороны заходят в подобный «тупик»?  

В этом нет ничего удивительного. Если мы посмотрим на последний мирный процесс в Колумбии, который сейчас происходит. Практически, против всех руководителей FARC (так называемой Народной армии, - ред.) открыты уголовные дела, что не помешало им подписывать соглашения с руководством государства и искать мир. Правда перед этим они на протяжении 30 лет воевали и достаточно жестоко. Здесь должен быть интерес, в какой-то степени, и конкретные факторы. То есть, если обе стороны видят, что есть вопросы, в которых они действительно готовы договариваться, например, потребность в поставках электроэнергии или воды. Тогда не настолько важно, кто является представителем, и сама суть вопроса выходит на первое место. А неудовлетворение самих переговорщиков о том, что против них открыты уголовные дела – это признак отсутствия других аргументов.  

Существуют ли способы давления на переговорщиков, например, со стороны гражданского общества или со стороны жителей тех регионов, судьба которых обсуждается?

Теоретически есть. Но я с таким сталкивалась разве что в Африке. Когда очень долго шли переговоры в одной из африканских стран, так называемый Женский марш – женские организации заблокировали переговорщиков в помещении. Вот как избирают папу Римского, что нельзя выйти, пока не договорятся, такие же условия поставили и переговорщикам. Тогда было достигнуто определенное соглашение.

Конечно же, общественные организации могут формировать общественное мнение. И для участников переговоров очень важно, насколько их позиции поддерживаются жителями своих территорий. И здесь палка о двух концах: с общественным мнением и участием общественных организаций надо быть осторожными для того, чтобы не стать заложниками негативного восприятия друг друга, которое формируется в обществе.

Является ли «нормандский формат» переговоров альтернативой Минскому процессу. В чем их разница?

«Нормандский формат» – это не альтернатива, это, наверное, часть. «Нормандский формат» определяет того, кто является посредниками. «Минск» – это сам процесс урегулирования.

«Нормандский формат» мы можем сравнивать с предыдущим «женевским форматом», когда в Женеве собрались лидеры внешнеполитических ведомств Украины, США, Европейского Союза и РФ. Это было еще весной 2014 года – до того, как появился «нормандский формат». Эти два формата мы можем сравнивать. Многие настаивают на том, что в «женевском формате», где присутствовали не Франция и Германия, как в «нормандском», а США и Евросоюз, мог быть более эффективным. Потому что Российская Федерация постоянно отслеживает, как отреагируют США. Она видит США в первую очередь своим «контр». Единую позицию Евросоюза сложнее формировать, но она была бы более мощной. А когда у нас есть только Франция и Германия, это заставляет многих манипулировать и говорить, что это не позиция Европейского Союза. В данном случае «нормандский формат» оставляет возможность для манипулирования. Хотя я думаю, что личности здесь сыграли не последнюю роль. То, что «нормандский формат» представлен Ангелой Меркель, в итоге оказался очень позитивным для Украины.