«Даже страшно подумать, что все может остаться так, как есть». Истории украинских беженцев в Европе

«Я хочу, чтобы моего дома не существовало»

Она до сих пор не может спокойно вспоминать свою жизнь до войны. Ее дом остался под оккупацией. Она практически не общается с подругами из родного Северодонецка — это ранит. Она видела: оккупанты в YouTube хвастались, как грабят их квартиры, уничтожают дорогие воспоминания, топчутся по фотографиям. «Я хочу, чтобы моего дома не существовало. Лучше бы они его разрушили,» — признается она.

Девушка просила не упоминать даже ее имя. То, что произошло с ней и сотнями тысяч украинок, все еще болит и выжигает изнутри. Поэтому многие отказались говорить о том, как изменилась их жизнь за два года с начала полномасштабного вторжения России в Украину. Она живет в Гданьске, у моря, вместе с семилетним сыном, планов на будущее не имеет. Мечтает, что война закончится, и ее Северодонецк будет освобожден.

В ходе подготовки этого материала большинство беженок с востока Украины просто отказались общаться — они не хотят, не могут вспоминать события февраля 2022 года, а также пока не планируют свое будущее.

«Я сломалась. Но не до конца»

Альбина Ляшенко много лет строила собственный бизнес в Рубежном на Луганщине, но в первые дни полномасштабного вторжения выехала из города вместе с сыном, который имеет особые потребности.

«В Рубежном до сих пор есть магазин „Альбина“ с материалами для рукоделия, но уже не мой,» — в голосе женщины слышится грусть, она признается, что тяжело в 60 лет начинать все с начала — без финансовых накоплений, без своего жилья. За два года жизни в Польше так и не решилась открыть собственное дело, хотя друзья-поляки и пытались ее мотивировать.

Мастер-класс по вязанию, Альбина Ляшенко первая справа

«Когда столько лет строила жизнь, и вдруг все отобрали… Я сломалась. Но не до конца. Предложила польским общественным организациям, властям города сделать большую вязаную елку в 2023 году. И они поддержали, так мы, украинки и поляки, связали из квадратов трехметровую елку, которая украсила центр Познани. Этим проектом я реализовала собственную мечту — накануне войны мечтала сделать такую елку в Рубежном».

Альбина работает в общественной организации, проводит мастер-классы по вязанию для украинок — они создают необычные вещи. Вместе учат польский язык, поддерживают друг друга и осознают — все, что происходит сейчас, это — надолго. Нужно учиться выживать, украинки серьезно размышляют о создании в городе что-то вроде университета третьего возраста для мигрантов, ведь в Польше, в отличие от Германии, даже после 60 лет украинки не могут рассчитывать на значительную социальную поддержку со стороны государства.

Альбіна Ляшенко поруч з в’язаною ялинкою в Познані

«Решили бежать, когда уже русские с автоматами ходили по квартирам»

Семья Татьяны Костыри несколько месяцев провела в оккупации, в Новой Каховке. Как и большинство украинцев, они думали, что это ненадолго.

«Мы решили бежать, когда русские уже начали с автоматами ходить по квартирам и требовали брать российские паспорта,» — рассказывает женщина. Удалось чудом выехать, через территорию России.

Татьяна рассказывает, что некоторые ее соседи планировали переехать в саму Россию, им даже обещали какие-то «ваучеры на жилье», но женщина сомневается, что это могло бы быть правдой — ведь эти люди до сих пор почему-то живут в оккупированном городе. Сейчас семья Татьяны живет в Польше, в Катовице. Женщина нашла работу почти сразу — работает на складе посменно, работа тяжелая. «Я не знаю, о чем мечтать. Мы точно не хотим оставаться здесь (в Польше — ред.). Мечтаю о деоккупации моего города, всей Украины, даже страшно подумать, что все может остаться так, как есть сейчас, и я никогда не увижу родные места,» — грустно признает Татьяна. Но на сегодня семья не планирует возвращаться в Украину — некуда. За полтора года в Польше уже немного адаптировались, поэтому пока что живут здесь, с ощущением, что это временно.

Татьяна Костыря в Польше

В Германии высокий уровень социальной поддержки демотивирует беженцев

В небольшом городе Йена (Германия, Тюрингия) наплыв военных мигрантов из Украины вызвал огромные очереди на социальное жилье. Алексей Сурженко, волонтер и переводчик, который выехал в Германию еще в начале 1990-х годов, рассказал, что значительная часть украинцев, которые начали приезжать в Германию с конца февраля 2022 года, были вынуждены длительное время жить в специально созданном для них центре, на базе местного техникума. Так, например, подопечный Алексея, 59-летний Сергей, ждал отдельную социальную квартиру больше года. «Но ему, как это не странно звучит, повезло — он приехал с тяжелым онкологическим заболеванием и уже здесь, в Германии, прошел несколько курсов лечения, несколько операций, это его спасло».

По словам Алексея, сразу после 24 февраля 2022 года в городе каждую неделю организовывали юридические консультации для беженцев, а сейчас уже большинство вопросов решается автоматически: продлеваются документы на проживание, предоставляется жилье.

Труднее всего адаптируются люди старшего возраста: им тяжело дается немецкий язык, большинство из них не хочет посещать бесплатные языковые курсы, несмотря на попытки местной власти заставить их учиться. «Тот, кто имеет мотивацию, хочет учиться или работать, интенсивно учит язык и уже в течение нескольких месяцев начинает говорить. Но у старших людей откровенно нет стимула — в Германии достаточно высокий уровень социальной поддержки, есть выплаты около 500 евро на человека в месяц, стоимость аренды жилья покрывает государство, есть медицинская страховка,» — объясняет ситуацию Алексей.

Волонтер Алексей Сурженко

Так военные мигранты, которые имеют трудности с интеграцией в немецкое общество, общаются преимущественно между собой. Живут в своем «пузыре» уже практически два года.

В то время как 40-летняя Елена с сыном-инвалидом старается интегрироваться в немецкую среду, имеет диплом медсестры и стремится работать в доме ухода за пожилыми людьми в Нюрнберге. Вернуться в Краматорск нет возможности. Но за почти два года в Германии не смогла выучить язык на уровне В1: «Да, нам хватает на еду, мы живем в отдельной квартире, впрочем, уход за сыном занимает много времени, я начала интенсивно учить немецкий язык совсем недавно. Чтобы выйти на работу, мне нужен уровень не ниже, чем В2. Пока что возвращаться в Украину не планирую — сыну здесь лучше, он очень плохо переносил обстрелы, это влияло на его психику».

«Я мечтаю вернуться, когда это будет безопасно для ребенка»

33-летняя журналистка Валентина (имя изменено) встретила большую войну в родном Мариуполе.

«Я не могу сказать, что морально была готова к войне, но плохое предчувствие было — не просто так Путин подписал указы о признании так называемых „Л/ДНР“, не просто так он стягивал технику к границам Украины. За несколько дней до 24-го февраля [2022 года] я начала собирать самые необходимые вещи, купила базовые продукты. Мой папа не верил, что все так серьезно… Через два месяца он погиб в оккупированном городе», — вспоминает Валентина.

В 8 утра 24 февраля 2022 года она поехала на свой телеканал: делать новости. Горожане должны были знать, что происходит. Следующие несколько дней журналисты выпускали новости из тех материалов, которые снимали на собственные телефоны, в офисе телеканала уже было опасно. 2 марта в городе пропал связь, с следующего дня семья Валентины уже не выходила из подвала до 16 марта, когда появился коридор для выезда. К сожалению, тогда и даже через несколько недель, когда еще был шанс покинуть город, не удалось убедить уехать из Мариуполя отца Валентины…

Из оккупации семья отправилась в Каменец-Подольский, где собралась часть команды мариупольского телеканала, оттуда делали ежедневные прямые включения. А через три месяца журналисты остались без работы. Именно тогда пришла весть о гибели отца Валентины в оккупированном Мариуполе.

«В тот момент я очень остро почувствовала — города нет, дома нет, работы нет, нужно спасать ребенка». Валентина уехала с 10-летней дочерью в Германию. Сейчас живет в Саксонии, рядом с городом Хемниц, сдала немецкий язык на уровень В1 и продолжает его изучать. Им с дочерью попались хорошие люди, приютили, очень помогают. Но в Германии устали от беженцев, настаивают — быстрее выходите на работу. «Моего уровня знания языка недостаточно, чтобы работать журналисткой, думаю, чем могу быть полезной стране, которая нас приютила. Мы сейчас живем одним днем. Я делаю то, что могу при тех обстоятельствах, которые существуют. А дочь учится в немецкой школе и украинской онлайн».

Валентина, после всего, что пережила, мечтает вернуться на родину. Главное, чтобы было безопасно для ребенка. В то же время она признает, что чем дальше, тем больше беженцы размышляют: а не стоит ли остаться в тех странах, где они сейчас?

Так, два года беженцы из Украины живут одним днем, но этот один день заставляет их задумываться — будет ли так всегда? Или нет? Два года войны. Долгосрочных планов практически ни у кого нет.

Многие вынужденные переселенцы в страны Европы с востока Украины все еще чувствуют события 2022 года как одну большую рану, им больно вспоминать, еще раз переживать эти страшные события. Поэтому мечтать о будущем трудно, как и строить планы.

Большинство из тех, с кем удалось поговорить, фактически подтверждают очевидное: до окончания войны у них нет перспектив ни в странах пребывания, ни в Украине.

Материал подготовлен с помощью MediaPort Warsaw, хаба для украинских журналистов в Польше, и при поддержке международной инициативы Media Lifeline Ukraine