Стационар в подвале. Как под обстрелами Сумщины работает единственная больница в Тростянце

 «В ночь на 14 марта “шахеды” налетели — как начало кругом бахкать! Я под кровать спряталась. Соседка моя по палате тоже. Она такая тучная, а так же наловчилась под кровать залезать.

А когда на нас стекло из окон посыпалось и дверь палаты выбило, то мы в укрытие пошли, в подвал. Суматоха такая кругом, какой-то мужчина на коленях выползал из своей палаты. Лежачих больных каталками везли в лифты», — вспоминает 71-летняя Наталья Яковлевна, пациентка Тростянецкой больницы.

В течение последних недель Тростянец, как и вся Сумская область, вздрагивает от бесконечных атак российских ракет, «шахедов» и управляемых авиабомб. Таких интенсивных обстрелов здесь не было со времен российской оккупации в феврале-марте 2022 года.

Тростянецкая больница — единственный стационар для жителей местной громады и населенных пунктов вокруг. 14 марта 2024-го взрывной волной из помещений больницы «с мясом» вырвало почти 200 оконных блоков, несколько десятков дверей, а еще были повреждены стены и полторы сотни стеклопакетов. Строительного мусора набралось аж на 9 грузовиков. Повезло, что никто из пациентов и медиков не погиб и не получил тяжелых травм.

«После обстрела мы решили не закрывать больницу, ведь ближайшие стационары — в Ахтырке и Сумах, а люди нуждаются в помощи здесь и сейчас.

14 марта нас обстреляли, потом еще несколько дней весь персонал собственноручно здесь все мыл и чистил. Уже 18 марта мы снова принимали пациентов», — рассказывает медицинский директор больницы Анна Швецова, которая выполняет обязанности и гендиректора заведения.

Чтобы узнать, как больница оказывает помощь больным в условиях бесконечных воздушных тревог, hromadske поехало в Тростянец.

На ночь остаются только тяжелобольные

Оконные проемы и пробоины в стенах затянуты брезентом, ОСП-плитами. Повсюду ходят строители — в больнице ремонт после обстрела. На диване сидит 21-летняя Диана — у нее идет сороковая неделя беременности. Женщина каждый день приезжает на осмотр, после него возвращается домой.

Ждать начала схваток в больнице Диана не хочет — а вдруг снова обстрел? Девушка вспоминает: «Я в 2022 году беременной в Хмельницкий эвакуационным коридором выезжала, тогда дочь родила. Теперь решила никуда не ехать. Везде опасно, а условия в нашем акушерском отделении очень хорошие: дети после рождения вместе с мамой в отдельной палате, в родильном зале даже джакузи есть для женщин, у которых роды начинаются. Буду каждый день приезжать на осмотр, пока уже не рожу».

О том, что, возможно, придется рожать под обстрелами, она старается не думать.

Ремонт больницы продолжается. Фото: Майя Орел / hromadske

Заведующая акушерско-гинекологическим отделением Татьяна Сидоренко рассказывает: «Мы не знаем, куда прилетит, когда прилетит. Конечно, страшно нам. Из беременных женщин сейчас в отделении одна Диана. А еще 12 пациенток приходят с утра получать лечение — и я их отпускаю домой, на ночлег никого не оставляю.

Сейчас почти во всех отделениях больницы такая же практика: оставлять на ночь только тяжелых больных и тех, кто сам этого хочет. Когда Диана родит, то 2-3 суток по меньшей мере должна провести в больнице.

Или если женщина с кровотечением поступит — тогда придется ночевать, чтобы быть под постоянным наблюдением».

Перспективу родов Дианы в подвале больницы Татьяна Семеновна воспринимает сдержанно. Во время российской оккупации Тростянца и тогдашних обстрелов женщины рожали в подвале и в коридоре отделения — между двумя стенами. Ни электричества, ни отопления не было. Медики благодаря генераторам включали обогреватели, светили себе фонариками. Грели воду, чтобы помыть рожениц и новорожденных — тех младенцев персонал на своем теле согревал, под куртки к себе брал.

Одна 40-летняя женщина, которой из-за состояния здоровья должны были делать кесарево сечение, тогда самостоятельно родила. Очевидно, от стресса. А потом шла с младенцем домой из больницы и попала под обстрел — несколько часов лежала на земле, прикрыв новорожденного ребенка собой. Уцелели.

Завхоз больницы Владислав Ложечник: «Такими OSB-плитами закрывают все оконные проемы».
Фото: Майя Орел / hromadske

За период оккупации в коридорах больницы и в подвале родилось 9 детей. Сейчас в укрытии уже оборудован родильный зал. Вот только единственное желание Татьяны Семеновны, чтобы никогда не приходилось им пользоваться. Все 25 детей, которые родились с начала года в больнице, появились на свет в отделении.

Операции в сопровождении ракет

Опыт оккупации теперь придает медикам больницы уверенности. К примеру, заведующий хирургией Владимир Перебийнис 23 марта 2022 года, когда российские танки по прямой наводке били по корпусам больницы, как раз накладывал швы на травмированную девочку — ей на голову во время обстрела обрушилась крыша.

«За месяц оккупации у нас было проведено 26 оперативных вмешательств. Наши хирурги оперировали в отделении, а мы, врачи других профилей, им ассистировали. Сначала очень страшно было, потому что гремит от обстрелов. А потом научились концентрироваться на работе», — признается директор больницы Анна Швецова.

Сам Владимир Федорович объясняет: «Если снова придется оперировать под обстрелами, перенесем аппаратуру в подвал — там у нас обустроен операционный блок.

Хирургам безразлично, где оперировать — в отделении или в подвале. Пока оперировать в подвале нам еще не приходилось. Если обстрел начнется, когда больной будет лежать на столе под наркозом с открытой брюшной полостью, — что ж, не бросим его, доведем дело до конца».

Подземная больница Тростянца. Фото:
Майя Орел / hromadske

Также спокойно работу под обстрелами воспринимают и его коллеги — хирург-эндоскопист Владимир Столяренко и врач ультразвуковой диагностики Лариса Шевчук.

«Если у меня на УЗИ срочный пациент, то обстрел или не обстрел — должна его дообследовать, потому что речь идет о состоянии, которое угрожает жизни человека. Продолжительность процедуры небольшая, а кабинет на первом этаже, поэтому можно быстро добраться до подвала. А если понадобится, просто возьму с собой в подвал портативный аппарат для проведения УЗИ и ноутбук. Смогу работать и в укрытии», — заверяет Лариса.

У Владимира Столяренко ситуация более сложная: процедуры по проведению эндоскопии или колоноскопии. Зонды погружают глубоко во внутренние органы пациента — есть манипуляции, которые проводят и под наркозом. Хотя обезболивание может быть и поверхностным: если застигнет неожиданно обстрел, может быть не до шуток. Однако до сих пор таких проблем не было.

К тому же Владимир Сергеевич убежден: за время между объявлением тревоги и началом обстрела он сможет вывести зонд из пациента. Благо, гордость врача — эндоскопическая стойка PENTAX с видеогастроскопом и видеоколоноскопом — легко перевозится в подвал. При необходимости процедуры можно будет проводить в укрытии.

Подземная больница Тростянца. Фото:
Майя Орел / hromadske

Лаборанты больницы работают круглосуточно. Результат анализа пациента можно получить только после окончания химической реакции, а она должна протекать определенное время, ей безразличны тревоги. Исчез на несколько минут свет — реакция остановилась. Придется начинать все сначала, порой вплоть до нового забора материала на анализ.

«Забор можем производить и в подвале. Некоторые анализы тоже там есть возможность провести. К примеру, общий анализ крови или мочи, определение СОЭ и т.д.

Впрочем, если речь идет о быстрых анализах, влажность, запыленность или недостаточное освещение могут внести погрешности в результаты. А сложные исследования, например, иммуноферментные, в подвале не проведешь вообще — там специального оборудования нет.

Если придется длительное время находиться в укрытии, то такие анализы нужно будет отправлять в лабораторию города Сумы», — рассказывает заведующая клинико-диагностической лабораторией больницы Вита Голубнича.

Оккупация и длительные обстрелы научили медиков: в случае опасности главное — сохранить жизнь пациентов и персонала. Все остальное подлежит восстановлению.

Стационар в подвале

«Вот мне сейчас даже самой странно: с 2014 года у нас война, а никто перед больницами не ставил задачу оборудовать укрытие для лечения пациентов. Понимали, что должно быть бомбоубежище, чтобы просто пересидеть опасность. Но что там придется роды принимать или проводить операции — кто же думал?

Наверное, мы все-таки были расслаблены, верили в “братьев наших дорогих”. Только после оккупации наша больница по собственной инициативе стала обустраивать подвальные отделения», — жалуется Анна Швецова.

Когда начали подготовку подвала, там были сплошная паутина, груды цемента и пыль. Медики самостоятельно выгребали мусор, белили стены, красили, сносили стулья и кровати, запасались одеялами, матрасами, постельным бельем, водой и продуктами длительного хранения. Оккупация научила медиков готовить еду «на кирпичах», потому что электроплиты без электроснабжения не работали.

Хирург-эндоскопист Владимир Столяренко: «К счастью, ни разу, когда мы проводили процедуры под наркозом, обстрелов не было». Фото: Майя Орел / hromadske

Укомплектовали подвальные аптечки, оборудовали места для подключения медицинской аппаратуры. Одновременно увеличивали количество генераторов, устанавливали солнечные панели — больница, а особенно подземная, должна постоянно иметь электроэнергию. Каждое отделение приготовило для себя в подвале собственное помещение.

«Мы понимали, что в любой момент нам придется всем этим воспользоваться», — объясняет директор.

В ночь на 14 марта произошел именно такой момент.

«Те из больных, кто мог передвигаться, пошли в подвал самостоятельно. А мы с медсестрами и санитарками спускали лежачих пациентов — и пересаживали их на каталки, и на жестких щитах носили, и на одеялах. Так все вместе. Не знаю, где у нас сила бралась.

Тяжело, но на адреналине как-то вышло. До этого обстрела мы на тревоги как-то и не обращали внимания, ну разве что между двумя стенами в коридоре садились», — говорит медсестра хирургического отделения Анна.

В день, когда hromadske находилось в больнице, раздавалось 4 или 5 тревог. Больница на сирены реагировала спокойно. У медиков есть приложения на телефонах, которые подсказывают, куда летит ракета.

«Если не в Тростянец, то зачем бежать в подвал? И смотрите, сколько этих тревог сегодня — если обращать внимание на них, то надо только это и делать. Если постоянно туда-сюда бегать, работать когда? И какой смысл в подвале, если он от прямого попадания не спасает? Еще засыплет там, никто не откопает», — говорит одна из медсестер.

После объявления тревоги именно медсестры должны оповестить об угрозе и помочь больным добраться до подвала. Но не все пациенты на эти уведомления обращают внимание.

«Я не могу никого тащить в подвал силой. Наши больные при памяти и должны брать на себя ответственность за свою безопасность», — говорит медсестра из терапевтического отделения Юлия.

Специалисты больничной лаборатории делают анализы круглосуточно. Фото:
Майя Орел / hromadske

Во время одной из тревог я прошлась по палатам. 62-летней Ольге Ивановне как раз в этот день вырезали жировик на ноге, ходить ей больно, поэтому женщина и не пошла в подвал.

«У меня уже нет страха — оккупацию пережила, какой после этого страх. Разве дома безопасно, когда город обстреливают?» — жалуется Ольга Ивановна. Единственное, что она сделала ради своей безопасности во время тревоги, — перелегла на кровати головой к двери — как можно дальше от уцелевшего после последнего обстрела окна.

Госпожа Люба, пациентка неврологии, в ночь на 14 марта была в больнице, пряталась в укрытии. Пошла туда, когда все вокруг уже сыпалось. Теперь она заканчивает курс лечения.

«Ну тревога. Но ведь на голову не летит, чего я буду идти в то укрытие? Как бог даст, так и будет. У каждого свое время последнее», — философствует 66-летняя женщина.

Павел Ильич был первым больным, который после открытия больницы 18 марта уже в 8 часов утра пришел «сдаваться» врачам — аппендицит. В тот день ему и сделали операцию.

«Вчера, когда была тревога, я попытался пойти в укрытие — так от напряжения шов начал кровить. А сегодня и не пошел. Что будет, то будет», — жалуется Павел Ильич.

О том, что для спуска в подвал можно воспользоваться каталкой, мужчина и слышать не хочет — еще с какими-то каталками возиться!

«Наши пациенты такие: если видят, что врачи и медсестры бегут в укрытие, то они тоже туда идут. А мы к опасности привыкли, устали бояться», — говорит заведующий травматологическим отделением Александр Чухрай.

Мы с ним разговариваем во время тревог. Врач как раз вспоминает, как 14 марта обстрелы повредили манипуляционную, гипсовочную и перевязочную комнаты в отделении. Вся «начинка» из них сложена под стеной в его кабинете. Разговор прерывает пациентка — пришла оформляться на операцию. Александр Иванович договаривается с ней на завтра — сейчас и принять ее некому, потому медсестра и санитарка отделения в укрытии.

Анна, хирургическая медсестра: «Мы больных и на щитах, и на одеялах в укрытие сносили». Фото:
Майя Орел / hromadske

Вспомните о медиках

Александр Чухрай — единственный врач в травматологии. Тамара Матвиенко, заведующая неврологическим и терапевтическим отделениями, — единственный невролог на всех своих пациентов.

«У нас сейчас 67 врачей, а по штатному расписанию нужно до 80 специалистов. Персонал практически не увольняется, но молодежь не хочет идти на работу в государственный стационар.

Еще и в граничащую с россией громаду, которую постоянно обстреливают. Нам и физически работать тяжело, и психологически. Было бы нелишне ввести надбавки медикам за работу в регионах повышенной опасности. А с нас наоборот довоенные надбавки сняли. Люди выехали, пациентов меньше — поэтому и зарплаты подрезали.

Врачи до войны получали до 18 тысяч гривен, медсестры — до 13 тысяч. В настоящее время у нас на 4–5 тысяч зарплаты сократились. А условия нашей работы стали какими тяжелыми! Да, мы в любых условиях будем работать, но досадно, что к медикам у государства такое отношение», — жалуется Анна Швецова.

Обострение военной ситуации в Сумской области ее тревожит, но врач даже не хочет допустить возможности повторной оккупации. Но отмечает: вдруг что — больница будет работать, сколько сможет.

«Есть ли работа больниц во время оккупации фактом сотрудничества с оккупантами? Сложный вопрос. Когда россияне здесь стояли, то на Сумы дорога была перекрыта, в Лебедин и Ахтырку не добраться — мы были единственным стационаром для тысяч людей.

Россияне знали, что мы работаем — здесь рядом их снайперы сидели. А мы белый флаг с красным крестом вывесили и спасали людей. Были крайне тяжелые случаи: женщина с оторванными ногами, другая — с тяжелым ранением в живот. Если бы больница закрылась, эти люди просто умерли бы», — уверена врач.

Диана в ожидании осмотра. Фото:
Майя Орел / hromadske

Пока hromadske работало на территории больницы, жизнь брала свое: Диана родила сына — не в подвале, в отделении. «Я больше о себе думала, о ребенке. О том, как правильно дышать, а не о тревоге. Врачи очень помогали. Я без проблем родила», — признается Диана. Фотографировать себя и маленького Давида роженица не захотела, но поверьте на слово — хорошенький мальчишка. Сейчас он с мамой уже дома.

Материал создан при поддержке «Медиасети».