Когда уйдет Путин и кто будет вместо него? Интервью с Марком Фейгиным

Почему русские терпят мобилизацию, а в Дагестане и Чечне ее досрочно прекратили? При каких условиях в России возможен «дворцовый переворот», как и когда уйдет Путин, и кто придет вместо него? Об этом «Новости Донбасса» поговорили с российским политическим деятелем, адвокатом Марком Фейгиным.

— Почему российские элиты разделились на тех, кто поддерживает войну и кто нет? И кто эти люди? 

— Это объективный процесс, он вызван теми последствиями, которые вытекают из неуспеха войны. Если бы она была успешна, в 2-3 дня или месяц — и закончилась, то этого разделения бы не было, потому что нечего было бы делить. Да, были бы последствия, но они были бы преодолимы, поскольку достигнут результат. Да, конечно, это складывалось не сразу, постепенно. Самые главные недовольные были те, кто теряли экономически. То есть олигархат, какие-то правительственные чиновники. Они вообще не про войну, они про коррупцию. Но вот постепенно процесс зашел дальше, и я бы сказал, среди недовольных оказался генералитет. Потому что очевидные скандалы, они публичные, несекретные. Например, с генерал-полковником Лапиным, который до последнего момента возглавлял направление «Центр». Был обласкан после операции в Северодонецке и Лисичанске, получил звание «героя», сын его воюет в качестве подполковника. И вдруг вот такая опала — прямое следствие поражения, которое постигло его на Харьковском направлении, когда украинские войска деоккупировали больше 10 000 квадратных километров территории Харьковской области. Это говорит о том, что генералитету как-то не очень это все нравится. Потому что они и без того со скепсисом относились к перспективам военной кампании. Но теперь и они, это следует из разных источников, не слишком довольны, понимая сомнительность перспективы, даже с учетом мобилизации. То есть, удастся ли достигнуть целей так называемой Специальной операции. Вот сейчас уже нет этого ощущения, и военные понимают, что их сделают крайними, скажут: «Военные ж проиграли, они же воевали плохо». 



— Глава Чечни Рамзан Кадыров и так называемый «повар Путина» и глава ЧВК «Вагнера» Евгений Пригожин — две ключевые фигуры в военных пиар-кампаниях России. Какова их истинная роль сейчас и в будущем? 

— Они представляют как раз ту самую часть, которая наоборот выступает за «турбо-войну», за то, чтобы достигнуть всех целей операции любой ценой, вот это очень важный показатель — любой ценой. Ну, не своей лично, а ценой потерь, которые могут исчисляться сотнями тысяч, или там, миллионами, но во что бы то ни стало — не проиграть. Почему? Потому что для них это тоже личное. Не будет Путина — не будет Пригожина и Кадырова. Их судьба будет незавидной, дни их будут сочтены, потому что кто бы ни пришел после Путина, с ними расправятся, и они это прекрасно понимают, и Путин это понимает. То есть тут никаких сомнений быть не может. Кадыров вообще воевал с российскими войсками в первую чеченскую кампанию, то есть он враг, и его никогда в армии не будут считать своим, а он еще и снимает генералов, понимаете. Отношение к этому соответствующее. Пригожин — бывший уголовник, сидевший по букету статей. Просто приближенный Путина из криминалитета. То есть это тоже не слишком хорошая для аппарата власти репутация. Такому человеку действительно вряд ли что-то светит, если мы говорим о том, что аппарат сохранит себя, режим сохранит себя. Я имею ввиду без Путина, если такой шанс есть. Их возвышение как раз вызвано тем, что из них создают некую преторианскую гвардию или опричнину, которая должна защищать лично вождя, лично Путина. Так сошлись интересы и тех и других. И, конечно, создание вот этих парамилитарных образований, они условно парамилитарны, их называют частными армиями, парамилитарными образованиями, полицейскими образованиями, потому что части Кадырова — это части Росгвардии, это не военные части. То есть они выполняют полицейские функции, ровно еще и поэтому личная гвардия Кадырова не воюет. Потому что это действительно тик-токеры. Их задача — быть заградотрядом, осуществлять зачистки, но никак не воевать на передовой, потому что их ценность там нулевая, они будут погибать ровно так же, как необученные любители-мобилизованные. Поэтому, естественно, их берегут, Путин бережет их для того, что будет после войны.

— Мы помним протесты против мобилизации. Это были те же люди, которые и раньше выходили на митинги против власти. Их меньшинство. Из новых в этот раз подключились только женщины Чечни и Дагестана. Почему не случилось массовых протестов из-за мобилизации?

— Надо вообще отдельно сказать о том, что урбанизированная молодежь — это протестный электорат, она действительно выходила, очень малочисленной, очень незначительной. Этот электорат выходил с протестами всегда: хоть против войны, хоть против мобилизации, хоть против преследования Навального, и так далее. Он погоды не делал никогда, несмотря на то, что там масса мужественных молодых людей, которые пострадали за это за все: кого-то привлекли к уголовной ответственности, административной, вынудили выехать из страны. Но это люди, которые всегда протестовали, всегда ненавидели власть, и это очень малочисленная группа. Были протесты против мобилизации в Дагестане, были такие же очень сдавленные протесты в Чечне. Эти протесты закончились в связи с тем, что федеральная власть пошла на то, чтобы свернуть там кампанию по мобилизации. Масштабной кампании по мобилизации на Северном Кавказе практически не было. Очень умеренная была. Добровольцы — пожалуйста, за деньги — пожалуйста, полуконтрактники такие — вот эти так называемые территориальные батальоны, добровольческие батальоны. А так, чтобы мобилизация масштабная — мы этого не видели. Ее свернули после этих протестов. Власть опасается, что нетитульные нации, автономии — они не будут лояльны. Потому что они умирать за Путина особо не хотят. Не то, чтобы они оспаривали власть, но они, во всяком случае, держатся отдельно.

Власть в России, в Кремле, федеральная власть не хочет рисковать, продавливая этот вопрос там, потому что это вообще огнеопасные регионы, они всегда такими были, это автономии, понимаете, и Северный Кавказ полыхал 20 лет. Они бы требовали независимости, там сепаратистские движения никуда не делись, будь-то в Чечне, будь-то в Дагестане, в ряде других мест. А это может кумулятивно сыграть, эффект на ситуацию внутри самой России, и в русских регионах привести к брожению. Поэтому нападать не на кого и некому, а вот добиваться независимости — это да, этот вопрос не снят, исторически.

— Даже если весь народ восстанет, власть его подавит. Россию спасет только «дворцовый переворот» — такое мнение слышала ни от одного эксперта. Кто его может возглавить? 

— То, что называют «дворцовым переворотом» — это верхушечный переворот, при котором просто убирается исчерпавший свой лимит политический лидер и на его место ставится другой. Но система не меняется в целом, вот это очень важно. То есть это не вполне революция, это ограниченная смена власти, которая позволяет аппарату удержаться. Вот, например, Хрущева так, между прочим, смещали. Никуда не делась система власти, но самого Хрущева как человека, исчерпавшего свой лимит, убрали.

Может быть и мягкий переворот, при котором человек отправляется на пенсию. Но, по-моему только не в момент войны, вот в чем все дело. Война все усугубляет. И поэтому это может быть только резкое изменение, поскольку цена высока. Ты уходишь от власти Путина — где гарантия, что ты останешься в живых? Особенно в условиях войны и такого груза преступлений, которые ты насовершал. Вот тут как бы проблема, и поэтому Путин, конечно, пытается себя сберечь от этого. И мы говорили выше о Кадырове и Пригожине, которые собственно и должны выполнить охранительную функцию по отношению к Путину, поэтому исключать этого нельзя. А сменить его может формально Мишустин, который является исполняющим обязанности главы государства в момент, когда не станет официального главы. До момента выборов. Ну, это все очень условно. Так конституция трактует. Это могут быть и люди из ближайшего окружения. Называют фамилию Дмитрия Патрушева, министра сельского хозяйства, но это тоже правительственная линия, не смотря на то, что он потомок патрушевской КГБ-шной линии, сам выпускник академии ФСБ. Но, тем не менее, это существенное изменение, и Путин к нему не готов, не желает его, и будет этому всячески препятствовать, даже возникновению ситуаций, при которых такое возможно. Путин намеревается оставаться у власти до конца. До конца — это мы имеем ввиду, что либо до своей смерти, либо до смерти тоже своей, но недобровольной, выразимся так. Поэтому пока эти все конструкции чреваты большой кровью, изменения, которые несут с собой очень непредсказуемые последствия внутри страны.

— Когда уйдет Путин, диктатура в России останется или придет проевропейский демократ?

— Я не верю в проевропейскую, либеральную перспективу. Я считаю, что для нее нет условий. Проблема в народе. Народ не расположен к такой альтернативе, ничего мы с этим поделать не можем. Другое дело, что может начаться распад России. Полураспад, распад. При котором какая-то часть России — да, может оказаться в зоне влияния именно сил проевропейских. Таких, которые хотели бы от всей этой тяжелейшей практики, от всего этого морока исторического отсоединиться. Но это не обязательно вся Россия. Это северо-запад, Москва, какие-то вот такие варианты. Пока они не очень просматриваются, но в условиях распада разные вещи происходят, самые радикальные, понимаете, непредсказуемые. Но какая-то значительная часть России – она может вообще подпасть под соседей, под Китай, и так далее. Не в этой парадигме рассуждений, какая там будет власть, находится этот вопрос. Скорее всего взять эту власть, удержать эту власть может не либеральная, а какая-то, скажем, более жесткая наследница диктатуры, такая же диктатура, но с другим вектором развития: с прекращением внешних войн, но со средоточением на изолированном пространстве, в котором нужно будет эту власть жестко держать. Такая перспектива есть. И даже если к власти придут в постпутинский период ФСБ-шники, они тоже будут сосредоточены на собирании в целом остатков России, удерживания ее от большего распада через сепаратизм регионов, и так далее. Вот такая задача будет более актуальна, она может занять пару десятилетий, не меньше, это быстро не сделаешь. Тем более, что это все будет происходить в условиях продолжающейся изоляции, санкций и всего остального.

— Можем ли представить, что в ближайшем будущем что-то вдруг заставит Кремль прекратить войну в Украине? 

— Если это будет совсем уже чудовищное поражение, которому не поможет ничего. И возможность применения ядерного оружия, последнего средства, тоже будет отсутствовать. Тогда да, Кремль может пойти на кабальные переговоры, при которых потеряет все территории, вплоть до тех, которые в 2014 году были оккупированы, я имею ввиду Крым. Да, такое возможно, но это должна быть резкая победа, победа, которая не оставляет никаких шансов. Если ВСУ ворвутся в Крым, я не знаю, ворвутся в Севастополь. Ну а какой смысл от этой войны? Растянуть ее на десятилетия, а ресурсы таят. То есть есть только неисчерпаемый людской ресурс, но ведь это тоже зависит от того, а хотят ли воевать люди. Тех, кого уже забрали, 300 000 – они хотят-не хотят, их не спрашивают. А следующие могут повести себя по-другому. Тем более, показателем к мобилизации является бегство из России. По разным оценкам от 500 000 до 1 000 000 сбежали из России. Это тоже очень большой показатель. Люди, конечно, воевать не хотят, но почему-то все же безропотно идут. Во всяком случае те, кого уже мобилизовали, безропотно идут на верную смерть. И это феномен, мы толком объяснить его не можем. Просто и непонятно, ради чего они воюют, и как они себе-то это объясняют. 

Преимущество ВСУ оно понятно, мотивация и все остальное. Но ведь оно еще и в том, что у Украины огромное количество союзников, весь цивилизованный Запад, прогрессивный, эффективный, технологичынй, в том числе и в военном смысле. А у России союзников нет, только Иран с его «мопедами». В таких условиях победить вообще невозможно. Тем более что у них нет опоры внутри самой Украины. Нет этого лояльного класса, нет этой группы. Ни национальной, ни социальной, ни другой. В таких условиях ты можешь просто оккупировать, и каленым железом просто уничтожать украинскую нацию. Возможностей для этого у России нынешней нет. И в лучшие-то времена, например, Советский Союз, который несравнимо сильнее был нынешней России, и то не смог многие вещи осуществить. Например, Афганистан. А с чего бы это должно получиться у России, которая оказывается слабее на порядки, да еще и коррумпирована на столько, что это препятствует осуществлению хоть каких-то важнейших геополитических задач. Армия коррумпирована. Поэтому поражение на фронте — да, может привести к тому, о чем вы спрашиваете, к фактическому уходу, капитуляции России на украинском направлении.

— Потеря Херсона и Донецка — психологические факторы, которые обозлят Путина еще больше, и когда ВСУ будут стоять уже на Чонгаре, на пороге в Крым, пойдет ли он на крайние меры — ядерное оружие?

— Мы до конца не понимаем: решение принимает он один, но смогут ли это решение исполнить, захотят ли исполнить? Потому что не он нажимает на кнопки, не он осуществляет пуск ракет. Во-первых, он не может решиться на это, а с другой стороны, он не дорожит жизнью, а цена-то будет именно такая. Оно же тоже ничего не решает. Потому что ты применил тактическое ядерное оружие — получил в ответ. То есть получается, что жизнь ты себе этим сам не сохранишь. Решение бессмысленное.

Но мы не понимаем, что происходит в голове Путина. Если б мы понимали алгоритм принятия таких решений каким-то коллективным органом, то скорей нет, скорей на это бы не решились. Но, похоже, что роль Путина сейчас выше, и поэтому он сам может принять такое решение как главнокомандующий. Посмотрим, как будет развиваться ситуация. Главное — это не отказываться от планов деоккупации в страхе, что может дойти до этого решения. История по-разному складывается. И даже самые решительные, готовые пойти на крайние меры, диктаторы, они пасовали, когда доходило уже до крайних ситуаций. И могут возникнуть новые обстоятельства, при которых он просто не сможет этого сделать. Он не будет управлять этой ситуацией, не будет управлять возможностью применения ядерного оружия в той степени, которая необходима. Так что, я бы сказал, пока это все непредсказуемо.