Писал музыку и хотел подорвать Госдуму: Мариупольский подросток вернулся из российского детдома

Давид из Мариуполя. Фото: Truffikss / Soundcloud

Давид из Мариуполя, когда началась полномасштабная война, находился в городе. Его мать приняла решение не выезжать, даже когда началась блокада. Подростка вывезли сначала на территории, оккупированные до 2022 года, а затем в Российскую Федерацию.

Что происходило с ним в блокадном городе, российском детдоме и как он оттуда спасся и вернулся в Украину — смотрите в интервью «Новостей Донбасса». Треки, которые разбивают интервью на блоки — это музыка, которую создает Давид, из его нового альбома. Также мы подготовили текстовую версию интервью.

— Каким для тебя было 24 февраля — день начала полномасштабной войны?

— Мы все понимали за месяц до полномасштабного вторжения. И 22 февраля был митинг проукраинский в Мариуполе, в котором я участвовал. А потом прошел день, я общался со своими однокурсниками, мы говорили, что завтра или где-то в ближайшие дни (будет полномасштабное вторжение). Мы уже были готовы. Я жил не в левобережной части города, а вблизи ДК «Металлург», завода Ильича.

Я просыпаюсь, у меня должна была быть музыкальная литература. Я ее, собственно, проспал. Проснулся от таких ударов… Понимаю, что все-таки в это нужно поверить. Выхожу на улицу, столько детей было, очень много людей было. И в тот день уже максимально в магазинах все скупали, люди уже понимали, что будет дальше. Я пришел к бабушке, у которой снимал квартиру. Она сказала, собирай вещи и уходи.

Я позвонил Маше и сказал, что меня бабушка попросила уйти. То есть я не знаю, что делать. В этот же день в «Платформе ТЮ» (арт-центр в Мариуполе — Ред.) сказали, если кто-то чувствует себя небезопасно дома, то он может перебраться в «Дом резидентов ТЮ». Собственно, я был первый, наверное, и последний, кто в нем остановился. Я приехал в этот дом, меня встретили.

Первый день был: мы слышали, было очень рядом. И обстановка такая угнетающая. Но еще не было такого прямо апокалипсиса. Вот первый, второй и третий день, в таком находишься состоянии, непонятно, что будет дальше.

— До блокады оставалось несколько дней. У тебя не было мыслей уехать из Мариуполя?

— У меня не было возможности, но я вообще не знал, что будет дальше, потому что, наверное, надеялся, что такого не будет. Мысли были. Но я понимал, что это невозможно. Ни денег, ничего.

— Давай поговорим о блокаде. Как проходил твой день?

— Возьму несколько дней. В один день проснулся от того, что влетело прямо в соседний дом. Там убило человека на пятом этаже. Выхожу, там полиция, уже осмотрели труп. А я иду просто, прогуливаясь, в попытке поймать связь. Это первые дни. Воду-газ уже отключили, и нужно пойти все-таки за водой. Шел за водой, и видел, что там наши войска, блокпосты. И над нами летит самолет. Очередь за водой большая была… И люди начали шутить, черный юмор…

Ну, вот, собственно, тебе нужно наколоть дров. Потом выйти на улицу, приготовить ужин. В этот момент на улице может прилетать возле твоего дома. Иногда оно такое страшное. Должен успеть забежать в подъезд и побежать в подвал. А как еще? Когда идешь по улице, и начинают просто бить со всех сторон… Такие эмоции.

Разрушенный в результате обстрелов дом в Мариуполе. Фото: Новости Донбасса

— Ты сказал, что юмор помогал держаться. Бывало ли ощущение безысходности? Или ты стремился выжить любой ценой?

— Было ощущение не то чтобы любой ценой выжить… Безысходности не было. Верил в какое-то будущее. Не быстро, но я знал, что буду сидеть здесь, например, и буду рассказывать об этом. Я знал, что вернусь.

— Расскажи, как ты принял решение покинуть Мариуполь?

— Это не мое решение было. У меня мама жила на проспекте Бойко (бывш. Ильича), бабушка жила на проспекте Металлургов. Уже на Металлургов все уничтожили. А мне надо было к маме прийти, она же волнуется. Я пришел, но не мог ее найти. На второй день нашел. Я ночевал у маминой знакомой, она меня приютила. Она не хотела спускаться в подвал. И потом мы проснулись утром от того, что влетело прямо в наш двор. Чудом не выбило одно окно. Это сталинки трехэтажные.

В момент, когда было тихо, я решил побежать и встретиться с мамой. И тогда же был разговор: «Ты собираешься бежать?». Она ответила: «Нет». У нас был с ней не очень хороший разговор, я сказал: «Желаю тебе удачи, я пойду, потому что я не хочу пока что здесь оставаться». Я переночевал в одном месте, а потом решил вернуться к маме. Надеялся, что она что-то надумает, и согласится уехать со мной.

Начальники контор сдавали тогда позиции украинских военных. Но я не мог ничего им сказать. Если что-то сказал бы, меня пристрелили бы. А мне еще надо давать сведения и рассказывать о происходящем. Собственно, в один день пришли и сказали всем, что есть несколько вариантов. Или ехать в Волноваху, в Донецк или в РФ. Но если хотите оставаться в Мариуполе… С такой насмешкой: «Ну, где вам оставаться?» Я смотрел на это, едва сдерживая мат.

Ко мне подошел один их военный, который сказал, что они знают, что я там единственный несовершеннолетний и без родителей. И что я должен ехать. Я не спал всю ночь, очень сильно боялся.

Нас встретили возле спортивного комплекса, взяли в автобус, довезли до гипермаркета «Метро». И потом мы там стояли где-то полчаса. При посадке в автобус сказали, что я совершеннолетний, и они совершеннолетних не берут. Посмотрели паспорт, мне тогда было 16 лет, в паспорте указано 2005 года.

Мы остановились в Волновахе. Нас завезли в райотдел. Вот это донецкая «фильтрация». А далее — это просто катастрофа.

— Что ты почувствовал, когда понял, что у тебя нет свободы передвижения теперь? И ты не можешь распоряжаться своей жизнью?

— Отношение было такое, вроде, у нас все вышло, у нас получилось. Он же без родителей. Прямо поймали. Охота прошла успешно. И я был этой мишенью. Такое ощущение было.

Когда тебя привозят в РФ, то ощущение, что ты ничего из себя не представляешь. И ты умнее всех тех, которые сидят в Госдуме, которую я подорвать хотел, когда был в Москве. Я прямо вышел уже к Госдуме, там, в метро. Но это потом уже, когда возвращался в Украину.

Разрушенный в результате обстрелов дом в Мариуполе. Фото: Новости Донбасса

— Тебя отправили в детдом в РФ, город мы не будем называть. Скажи, были ли там еще дети из Украины или, может, из Мариуполя?

— Из Мариуполя не было. Но были девочки из Донецка, пророссийские. Ставили музыку о «скачущих бандеровцах». Мне приходилось это слушать. Однажды меня эти девочки, они постарше, им по 17 тогда было, спросили, кого поддерживаю. И я сказал, что если бы Россия не пришла, такого кризиса с моим городом бы не было, мягко скажем. Они начали обзывать меня.

Вот там все такое пророссийское общество. Когда они уехали, я стал смелее. Уже открыто стал говорить. Был и мальчик проукраинский. Воспитательница, которая смотрит «РЕН-ТВ» и смотрит «Первый канал» — я сказал, что мне смешно. И он говорит: «Дай пять». Он был из Донецка и не хотел идти в армию после 18 лет. И как раз в Москве он хотел в Украину.

— Пытались ли в российском детдоме проводить уроки так называемого «патриотического воспитания»?

— И священники приезжали. И заметьте, как менялась пропаганда: сначала украинцы все были нормальные, потом что-то изменилось. Как бы Запад стал ненормальным. Ну, Донбасс еще более-менее. А потом все стали ненормальными… Но были, конечно, такие собрания, когда всех собирали «послушать музыку». И говорят, что они за мир во всем мире, вот это все Западная Украина, все оттуда пошло. Историю вообще у нас украли. У вас нет своей истории.

— Вот ты находился в детском доме в чужой стране в подавленном и тяжелом состоянии, после всего, что пережил. И ты начал писать музыку?

— Меня не выпускали даже прогуляться. Тогда уже мобилизация началась, и мне начали говорить, что несовершеннолетних ловят и потом отвозят в «обезьянник». Меня предупреждали об этом.

То есть, когда ты гуляешь, эти полчаса слушаешь музыку, много украинской музыки разной, джаза. Не хватает именно воздуха, потому что на улице нужно находиться минимум час. Все сосуды лопаются. Тебе не хватает воздуха. Максимальное расстояние — два метра между кроватями. Личного пространства абсолютно нет.

С сентября должен был делать трек-лист, там еще должны были быть именно мои песни. Понял, что не хочу пока что. Но потом я выпустил альбом… Я начал записывать и записывать, записывать, собирать материал. И за 11 дней записал полностью. У альбома есть концепция: наша жизнь до 24, потом вторжение, российская блокада, оккупация, потом пропаганда российская. Потом наша победа и успокоение. Мы просто уже знаем, что так и будет.