200 душ и 800 ангелов. История священника, который хоронит военных на протяжении 10 лет войны

Это были необычные похороны. Жена погибшего бойца вела прямую трансляцию похорон: так мама в Грузии прощалась со своим сыном — грузином, который много лет прожил в Украине. Время от времени «с грузинской стороны» доносился вой собаки. 

Когда отец Василий Колодий запечатал гроб и вместе со своей помощницей Светланой пропел последнюю «Вечную память», люди начали расходиться. Господин отец почти добрался до своей машины. Но вдруг словно прикипел к земле. 

Над сотнями могил Краснопольского кладбища зазвучало «Ой, у лузі червона калина». Пела девочка, одетая в футболку с надписью «Мій тато служить в ЗСУ» — дочь погибшего. Когда завершила, громко захлопала в ладоши.

10 лет отец Василий Колодий хоронит военных. И 10 лет возвращает к жизни их родственников. Подробности — в репортаже hromadske.

«Что, маленькая, чего расстроилась?»

В субботу утром на узенькой улице частного сектора Днепра малолюдно. Лишь возле одного дома паркуются машины. Если не поднять голову вверх, то можно упустить, что это не просто дом, а храм: на это указывает крест на крыше.

Внешне же дом мало чем отличается от жилых соседских. Разве что табличкой с названием улицы. На ней значится, что это улица Андрея Шептицкого — главы УГКЦ. На всех остальных — улица Сташкова (большевистского функционера), местные не спешат за политикой декоммунизации.

За деревянными резными дверями скрывается довольно большая церковь. Несколько десятков прихожан молятся вместе со священником. На первый взгляд — обычная служба. Но всех этих людей объединяет то, что они потеряли на войне родных. В течение 10 лет родственники погибших собираются здесь каждую последнюю субботу месяца.

После службы отец Василий снимает рясу и идет к людям. 

«Я так рад, что вы пришли. Если бы мог, всех так сразу бы обнял», — говорит искренне и таки начинает обнимать по одному. 

К женщине в черном, которая не скрывает слез, обращается «солнышко», просит звонить и приходить к нему, «чтобы не плакала в одиночестве». Увидев, что другая женщина на скамейке вот-вот расплачется, быстро реагирует: 

«Что, маленькая, чего расстроилась? Нас много, мы вместе, мы должны вместе все пережить, перейти. Мы должны быть похожи на большую команду, которая несет один большой крест. Тяжело, но кто-то перехватывает, и все вместе несем. И я с вами. Мы должны друг друга поддерживать, уважать, любить. Чтобы чувствовалось, что мы — семья».

Далее все выходят во двор рядом с церковью. Накрывают стол. Расставляют тарелки, стаканы. Подносят тосты. За победу. За своих погибших.

Отец Василий обнимает женщину в черном, которая не скрывает слез. Фото: Влад Сафронов / hromadske

«Никто не может упрекнуть другого: ты меня не понимаешь»

— Девушки, вы знаете, что такое гаивки? — вдруг меняет разговор. 

— Песенки.

— Песенки. Тепло. Песенки по случаю Пасочки. На обливной понедельник возле церкви их поют.

Колодий начинает напевать. Дальше песня перетекает в привычные за столом разговоры — так, как это происходит, когда собираются не чужие люди. Отец сыплет комплиментами. То хвалит маникюр одной женщины, то платье другой. Нам же объясняет, почему его способ поддержки людей с потерей работает эффективно.

«Весь смысл и вся соль помощи в том, что собираются люди с одинаковыми потерями. И никто не может другого упрекнуть: ты меня не понимаешь, ты не знаешь, как оно. Они все одинаковые. Мы комплексно подходим. В нашей команде более быстрые результаты. Мы используем три опорные точки: сообщество, церковь, психолог». 

После службы отец Василий снимает рясу и уходит к людям. Фото: Влад Сафронов / hromadske

Пока помощница священника Светлана угощает гостей грибной юшкой, которую все нахваливают, одна из женщин приглашает отца к консервированному арбузу. Он отшучивается, что все ел, но такого арбуза — нет, и не будет. За столом много улыбок и искренности. 

«Что я хочу сказать: заметно по ним, что они — родственники погибших воинов? — спрашивает нас тихонько отец Василий. — Вы бы видели их сначала, какие они были. Очень печальные. А сейчас они уже живы. И это радует. Они веселятся, улыбаются, они радуются. Это очень важно. Это многого стоит».

Наталья — низенькая женщина с короткой аккуратной стрижкой — дает Светлане советы о ремонте. Колодий как раз затеял его в кухне. И Светлана не знает, какие обои выбрать. Наталья же советует сделать штукатурку, потому что в кухне сыро, и обои будут отклеиваться. Бытовые разговоры вдруг разбиваются интимным.

— Мне приснился сон, что я держу трехмесячного ребенка и нюхаю его, он пахнет молоком. А потом у меня появляется ощущение, что это мой Влад, что он переродился в ребенка, — исповедуется на всеобщее обозрение одна из женщин.

— Для Бога нет старых, молодых — мы все одинаковые. А для нас ребенок — это то, что нуждается в опеке. Когда снятся дети — это к хлопотам. А у тебя хлопот каждый день — то одно надо, то другое.

После службы отец Василий снимает рясу и уходит к людям. Фото: Влад Сафронов / hromadske

«Слава Богу, что мы его наконец похоронили»

Хлопоты многих из присутствующих связаны с волонтерством. Об этом также немало разговоров за столом. Телефон Колодия постоянно звонит. Он отвечает то о раскладушках для бойцов, то о еде быстрого приготовления, то о лекарствах. Церковный двор — не только место встречи, но и волонтерский хаб.

Наталья, которая давала советы по ремонту, тоже волонтерит. Вместе со своим мужем Владимиром. Они — родители, которые потеряли сына. Владислав Подобный, старший лейтенант ВСУ, погиб на третий день полномасштабного вторжения. Его тело несколько недель было в морге еще тогда оккупированной Черниговской области. 

«Когда освободили территорию, тело забрали, потом поехали в Краматорск, оттуда по ошибке в Киев, потом в Харьков, а оттуда аж сюда», — рассказывает трагическую историю Подобных Светлана. 

«Мы похоронили малого, идем уже с кладбища, Володя (отец) меня догоняет и говорит: "Слава Богу, что мы его наконец похоронили". Это прозвучало страшно. А почему он так сказал? Потому что тело месяц возили в машине», — добавляет отец Василий. 

После похорон Наталья с Володей пришли в церковь на молитву и на встречу «Семейного круга» — неформальной организации при храме, которая возникла 10 лет назад для поддержки тех, кто потерял родных. 

«Тогда еще не было восприятия войны. Война где-то там, на востоке. Днепр жил своей жизнью. Были затронуты только семьи, которые похоронили родных. На Днепр бомбы не падали, бизнес работал, ничего не изменилось. Первые времена, когда мы проходили, это была печалька», — вспоминает отец Василий.

За деревянной резной дверью скрывается довольно большая церковь. Фото: Влад Сафронов / hromadske

«Как ты смеешь говорить "Я вас понимаю"?»

В ночь на 14 июня 2014 года россияне сбили самолет ИЛ-76. На борту было 40 бойцов 25 отдельной Днепропетровской бригады и 9 членов экипажа. Именно тогда Василию Колодию позвонил местный психолог. 

«"Я — Олег Чабаненко, психолог. Я был в Зарванице, нас собирали и учили, как работать с людьми с травмой. Мне так понравилось, как УГКЦ работает с этими людьми". Он спросил, есть ли УГКЦ в Днепре, ему сказали, что есть и дали мой номер телефона, он позвонил и спросил, можем ли мы оказывать какую-то помощь в Днепре. Я ответил: если ты мне помогаешь, нет вопросов».

Чабаненко пригласил Колодия на встречу с родственниками военных, погибших в подорванном россиянами ИЛ-76. Отец взял колонку и поехал. После молитвы включил музыку и спел песню «Яворина». 

«Олег потом говорит: "Смотрю, отец несет колонку. Капец, какие песни, куда?". Там в "Яворине" очень меткие слова: «Я на світі прожив, наче спалах зорі на світанні..."

Оно очень трепетно - наче спалах зорі. Я спел эту песню. Как прорвало. Люди начали плакать. Эта песня потом стала таким гимном для них. Когда мы встречались, они говорили: "Отец, давайте нашу споем, нашу"».

После этой встречи все и закрутилось. Психолог со священником приглашали родственников в церковь. Там садились в круг и начинали обсуждать, что кому болит. Оттуда и пошло название — «Семейный круг». 

«У нас в начале было шестеро психологов, были индивидуальные консультации с родственниками. Один психолог сидел, например, с парой, если потеряли сына».

А когда родственники погибших расходились, психологи со священником устраивали разбор полетов — кто, что и не так отработал. 

Олег Чабаненко, вспоминает отец, «давал жару» своим коллегам: «"Как ты так смеешь говорить: "Я вас понимаю"? Нельзя так говорить! Нельзя! У тебя что, сын погиб? Как ты его понимаешь?". Таких тонкостей психологии очень много. И я так с ними рос. Мы учились друг у друга».

За 10 лет «Семейного круга» через руки и душу отца прошли сотни семей. Больше всего из тех самых первых прихожан запомнилась Татьяна. Она постоянно носила портрет своего единственного сына. Прижимала его к себе, целовала.

«Я не мог с ней отдельно никак поговорить. А потом она как-то пришла в церковь сама. Я после службы посадил ее напротив себя и говорю: «Татьяна, давай поговорим». У нее была одна большая проблема: сын был ее единственной мечтой, целью, единственным, ради чего хотелось жить. Так нельзя. Сына не стало и исчез смысл жить. Я ей сказал: а за себя вы чего не думаете? На первом месте должен быть Господь Бог, потом ты, а потом все остальные».

Отец Василий Колодий. Фото: Влад Сафронов / hromadske

«Вместе с потерей есть достояние — Герой»

— Сколько бойцов вы похоронили за войну? — спрашиваю Василия Колодия. 

— Не знаю, я не считал, — отвечает священник.

Арифметику ведет его помощница Светлана. Говорит: отпели около 200 военных. Мы идем по Краснопольскому кладбищу, которое, кажется, не имеет ни конца ни края. В субботу под вечер кроме нас здесь — ни одной живой души. Только черный кот высовывается то тут, то там из-под крестов. 

Внизу в траве громко сюрчат сверчки, сверху — по линиям электропередач — бежит ток. И если закрыть глаза, можно представить, что это шепчут души мертвых. Что они хотят нам сказать?

— Хоттабыч, ты помнишь Хоттабыча? — спрашивает отец Светлану. 

Останавливается рядом с могилой, на которой портрет коренастого мужчины среднего возраста. Хоттабыч — его позывной.

— Слушай, а этот Сергей — это не тот, что мы хоронили, помнишь, что гроб вынимали из могилы, потому что забыли положить берет? — говорит уже возле другой могилы. 

Весной 2022-го, рассказывает Колодий, были дни, когда ежедневно хоронили по 23 бойца — несколько священников отправляли общую службу. Он спрашивал в военкомате, почему именно такое число. Отвечали, что это максимальное количество машин, которое у них есть для перевозки гробов.  

«Первые похороны после 24 февраля очень отличались от похорон 2014-2016 годов. Тогда чувствовалось, что люди на похоронах с ощущением неожиданной потери — пропало, отчаяние, плач. А теперь компенсировано тем, что вместе с потерей есть достояние — Герой. 

Нет таких истерик, как были в начале. Меня в начале войны и за барки брали, и кричали: верните мне ребенка. Я еще думал о том первом офицере, которого мы похоронили, что может так было спокойно, потому что не было родных. Вторые похороны, третьи — такие же». 

Первые похороны после полномасштабного вторжения были 1 или 2 марта. Погибший — крымчанин. 

«Никого не было на похоронах. Была только бывшая жена, приехала из Крыма. Он был очень красивый. Я запомнила лицо», — вспоминает Светлана.

Где могилы бойцов, которых они хоронили, так сразу и не найдешь. Светлана говорит: от похорон к похоронам появлялось по два-три новых ряда могил. А сейчас кладбище уже так разрослось, что отыскать захоронение начала 2022-го — еще тот квест.

Краснопольское кладбище в Днепре. Фото Влад Сафронов / hromadske

«Бывает, перестаем петь "Вечная память", потому что невозможно»

Мы направляемся к могиле Алексея Седова — парня, которого отец не хоронил, но на могилу которого ходит уже почти 10 лет, с тех пор как сестра погибшего Татьяна пришла в храм за помощью.

С портрета, выбитого на мраморной плите, смотрит юноша. Надпись — на русском языке. По моим наблюдениям, большинство надписей на могилах бойцов, похороненных до полномасштабного вторжения, — на русском. Тех, кто погиб уже после 24 февраля 2022-го, подписывают на украинском. Это еще одна разница между «тогда» и «теперь».

23-летний Алексей Седов, солдат 25 воздушно-десантной бригады, погиб в июле 2014 года, под Шахтерском. 30 июля он в последний раз позвонил маме. А уже утром 31 июля сестра Татьяна в российских группах увидела кадры, на которых было тело ее брата. 

Позже Татьяна узнала, что вместе с ним от российского снаряда погибли семь бойцов. Двое уцелели и попали в плен. С одним из них, Вадимом Коваленко, боевики опубликовали видео, на котором тот копал могилы для своих побратимов и назвал фамилию ее брата. 

Через две недели того солдата освободили из плена. И он рассказал Татьяне о месте, где похоронил ее брата. Благодаря организации «Черный тюльпан», которая занимается поиском тел, Алексея Седова и его сослуживцев вернули из оккупированной территории в родной Днепр. 

У могилы Алексея Седова. Фото: Кристина Коцира / hromadske

18 октября 2014-го Алексея Седова похоронили. В этот день на Краснопольском кладбище Днепра отпели останки еще 21 неопознанного Героя. 

«Иногда бывает, что мы оба перестаем петь „Вечная память“, потому что невозможно. А бывает, что легко, — это Светлана отвечает на мой вопрос, как оно — хоронить бойцов. — Было такое, что мы похоронили, а его через месяц из плена освободили. И кого же тогда мы похоронили?». 

Воспоминания о похоронах калейдоскопом проносятся в ее голове. Вот дочка, которая поет на могиле папы. Вот Владислав, который пролежал в морге на оккупированной территории, но все же хоронили его в открытом гробу. Вот бабушка, которая рыдает по внуку. Вот мама, которая держится до последнего, но потом падает на гроб сына и больше не может сдержаться.

Пакет с надписью: «800 ангелов». Внутри в маленьких пакетах серебряные ангелы-обереги и записки с молитвой. Фото: Влад Сафронов / hromadske

800 ангелов-хранителей

На стене в комнате, прилегающей к храму, — портрет светлокосой девочки, крестницы Василия Колодия. Поздней осенью 2014-го ее мама пришла в церковь на «Родинне коло». Женщина только что потеряла брата Алексея и три месяца пыталась вернуть его тело с оккупированной территории. Сейчас Татьяна с отцом — практически родственники.

Другая Татьяна, которая повсюду носила портрет своего единственного сына, погибшего в сбитом россиянами ИЛ-76, иногда звонит ему. Жива. Хотя 10 лет назад ей казалось, что умерла вместе с сыном.

«Я при каждой встрече говорил: Татьяна, вы уже себя любите, или будем еще заниматься? Отвечала: "Люблю. Люблю и себя, и вас". С Татьяной видимся, она изменилась, ее отпустило». 

Наталья с Володей, которые потеряли сына на третий день полномасштабной войны, все еще приходят на «Родинне коло». Они нашли себя в волонтерстве, а родные души — и здесь, и среди побратимов сына. 

«Они ребят воспринимают как своих. Приехали к ним солдаты переночевать, сломалась у них машина. Наталья, которой перед войной подарили машину, вынесла ключи и говорит: "Мальчики, берите и езжайте". Ребята расплакались», — рассказывает Светлана. 

Пообедав и пообщавшись, все прощаются. На столе остается небольшой пакет с надписью: «800 ангелов». Внутри в маленьких пакетах — серебряные ангелы-обереги и записки с молитвой. Это передали из Соединенных Штатов украинские диаспоряне.

Листы А-4 — с именами, фамилиями, отчеством и званиями сотен погибших бойцов. Фото: Влад Сафронов / hromadske

Отец Василий исчезает за дверью, а потом выносит листы А-4 — с именами, фамилиями, отчествами и званиями сотен погибших бойцов. Здесь сын Татьяны, брат другой Татьяны, сын Натальи. 

Раз в месяц отец Василий Колодий проговаривает в молитве фамилию за фамилией. Он делает это не по церковным канонам — для Бога фамилии и армейские звания значения не имеют, в молитвах упоминают только имена. Но это имеет значение для него — священника, который хоронит военных на протяжении 10 лет войны. 

Так он не только молится за упокой душ на небе, но и продолжает их жизнь на земле. А серебряных ангелов он передаст живым бойцам и будет молиться, чтобы они их спасли.



Материал создан при поддержке «Медиасети»