«Не впадать в экономическое фэнтези». После войны Украине по-прежнему будут нужны заводы и шахты Донбасса, считает экономист Алексей Кущ

Война на территории Донецкой и Луганской областей идет уже десятый год. За этот период помимо убитых украинских граждан, очень сильно пострадала промышленность региона. Перед тем, как ее восстановить, необходимо понять, за что браться в первую очередь. Нужно ли сохранить имеющиеся промышленные предприятия на Донбассе и восстанавливать разрушенные? Что делать с угольными шахтами? Стоит ли развивать IT-кластер? Возместит ли ущерб Россия? На эти вопросы ответил  экономист Алексей Кущ в интервью «Новостям Донбасса». 

«Нам не нужно восстанавливать стопроцентно те предприятия, которые существовали до войны»

— Каковы в целом перспективы промышленности Донецкой и Луганской областей? На данный момент, наверное, наиболее пострадавших от войны регионов. И что потребуется со стороны государства, возможно, со стороны самого украинского бизнеса и международных партнеров для того, чтобы впоследствии эти территории окончательно не превратились в «дикое поле», лежащее в руинах?

— Если рассматривать Донецкий территориально-экономический район — здесь не нужно придумывать велосипед. Экономическая матрица этого территориального района в контексте размещения производительных сил сформировалась уже достаточно давно, еще во времена Украинской ССР в рамках плановой экономики, в рамках тех территориально-экономических районов, которые были тогда созданы в части промышленного развития. Напомню, что тогда, в рамках такого таксономического деления экономики Украины у нас было создано три территориально-экономических района: это Донецко-Приднепровский, Южный и Юго-Западный, еще его называли Центральный район, которые фактически делили территорию Украины на несколько глобальных экономических кластеров, в рамках которых проводилось размещения производительных сил. Производительные силы — это, прежде всего, сочетание природных ресурсов, промышленных, производственных мощностей, энергетических ресурсов и человеческого капитала. И, соответственно, энергетика, транспорт — это как один из элементов тоже размещения производительных сил.

Алексей Кущ. Фото: Energy Club

Поэтому нам нужно в этом контексте просто реанимировать науку, которая называется «размещение производительных сил». Раньше она была одним из базовых курсов в экономических вузах, а в настоящее время, к сожалению, забыта, и практически не применяется в Украине при планировании и выработке стратегий развития. Поэтому в данном случае есть Донецко-Приднепровский территориально-экономический район. Приднепровский подрайон более менее сохранился, хотя тоже пострадал в результате войны с такими центрами, как Запорожье, Днепр, Кривой Рог и так далее. А вот Донецкий подрайон объединял две области: Донецкую и Луганскую. Это территориально-экономический подрайон с несколькими промышленными узлами, например, Азовский промышленный узел с центром в Мариуполе. Этот подрайон на сегодняшний день почти уничтожен, либо находится в состоянии глубокой стагнации, депрессии на территории, которая была оккупирована еще с 2014 года. К этому районированию примыкает и Харьковский промышленный узел с центром в Харькове, который тоже развивался совместно с Донецко-Приднепровским территориально-экономическим районом. Поэтому нам нужно просто восстановить эту матрицу.

Понятно, что нам не нужно восстанавливать стопроцентно те предприятия, которые существовали до войны, которые были разрушены или которые, например, уже технически или технологически находятся в том состоянии, которое не обеспечит их эффективное функционирование. Нет, например, рынков сбыта, устарели технологии производства и так далее. Но самое главное — взять за основу вот эту матрицу построения территориально-экономических районов.

Авиаудары по заводу «Азовсталь» в Мариуполе, апрель 2022 года. Фото: Мариупольский городской совет

То есть, с точки зрения экономического развития, соединить природные ресурсы, которые есть в этом регионе, в том числе в части добычи различных металлов, в том числе и редкоземельных металлов, с возможностями развития промышленных предприятий на базе местных урбанистических центров, мегаполисов и использовать тот человеческий капитал, который сохранился в этом регионе. Тем более, если мы говорим о Донбассе, там существует две мощнейшие агломерации — это Донецко-Макеевская и Горловско-Енакиевская. Донецко-Макеевская до войны была больше 1 миллиона человек. Понятно, что сейчас значительно меньше. Горловско-Енакиевская была порядка 500 тысяч до войны. Но сейчас, опять же, численность значительно сократилась. Тем не менее, эти агломерации, эти урбанистические центры, уже имеют сформированную инфраструктуру. Да, часть этой инфраструктуры пострадала, разрушена, часть инфраструктуры устарела, требует капитального ремонта. Но, тем не менее, там существуют огромные массивы этих инфраструктурных объектов, на которые можно нанизывать, как на ожерелье, соответствующие промышленные предприятия, проводить политику по возвращению людей, которые выехали из этих регионов во время войны. Соединять это все с региональной энергетической системой, которая очень мощная, и создана именно под большой промышленный потенциал. Иначе она будет профицитная и убыточная. Просто не будет куда девать эту электроэнергию. Опять же место в электроэнергии соединяется с местными запасами угля. То есть это тепловая генерация. Восстановление хотя бы на уровне базовых технологических цепочек, которые там существовали до войны. Например, «уголь-кокс-металл» или «уголь-электроэнергия-металл». Все это с привязкой к местной транспортной инфраструктуре.

Самый, наверное, насыщенный с точки зрения железнодорожных коммуникаций регион Украины — это именно Донецкая область. Плюс наличие портов в Мариуполе, Бердянске. И в данном случае это все просто нужно опять соединить в единый пазл.Какие это будут производства — это уже можно обсуждать, и в принципе, это должен сделать бизнес. То есть государство здесь не должно определять направления, какие товары конкретно нужно пускать. Государство просто должно создать условия функционирования этого кластера в рамках единой территориально-экономической модели роста. Это модель кластерной экономики. Мы должны в базе существующих мощностей, которые сохранились на базе производительных сил, восстановить региональный экономический кластер развития. Соответственно, это все можно делать в условиях определенных налоговых льгот, применения льготного кредитования, государственных гарантий, других инструментов государственного стимулирования. Это должна быть некая модель специальных экономических территорий со специальными правами, со специальным статусом именно в части экономических параметров роста. Это специальная налоговая модель, специальная регулятивная модель и так далее.

Административное здание завода НКМЗ в Краматорске после обстрела. Фото: Донецкая ОВА

— А если говорить про Славянско-Краматорский узел, там будет какая-то специфика или все одинаковое применяем?

— Если мы говорим о Краматорске — это так называемая Приторецкая агломерация, которая включает в себя Краматорск, Славянск, Константиновку и Лиман. И эта Приторецкая агломерация, которая развивается вдоль реки Казенный Торец, тоже достаточно мощная. Примерно такая же по параметрам агломерация есть, точнее, была до войны — это Южно-Луганская агломерация, в основном нацеленная на добычу угля. Краматорская агломерация уникальна тем, что она нацелена на развитие машиностроения, в том числе, например, Новокраматорский машиностроительный завод. Его еще называли «завод заводов», который производил сложное промышленное оборудование, обладал уникальным трудовым коллективом. Порядка 5000 человек с уникальными компетенциями, техническими навыками, инженерными разработками. Этот завод можно рассматривать и как депозитарий нематериальных активов, и депозитарий авторских прав. Это агломерация должна развиваться именно в рамках машиностроительного кластера. С учетом того, что рядом находятся источники энергии, местная энергетическая система, которая будет восстановлена после войны. Ну и, соответственно, рядом находятся крупные металлургические предприятия, которые являются источником металла для машиностроительных заводов. Тут как бы грех не воспользоваться такой синергии в развитии, когда есть металлургический кластер, который дает металл, есть машиностроительный кластер, который этот металл потребляет. Есть энергетическая система, которая дает доступную и относительно дешевую электроэнергию. И есть и транспортная система, которая может все это перемещать и вывозить готовую продукцию.

«Самое главное — это не впадать в экономическое фэнтези»

— А что можете сказать по поводу развития новых индустрий на Донбассе? И относительно малого бизнеса?

— Самое главное — это не впадать в экономическое фэнтези, когда создаются некие грантовые структуры, в которых работают люди, которые вообще, наверное, никогда не были на Донбассе, не видели местные предприятия, не знают специфику их работы, явно не знакомы с наукой размещения производительных сил, и которые начинают расписывать какие-то программы развития. Например, развития IT-сектора, сектора услуг, некоего малого бизнеса, который там может стать драйвером роста и так далее. То есть это все можно отнести к разряду экономического фэнтези, которое не имеет с реальностью ничего общего. Поэтому здесь нужно исходить из реальных моделей. Донбасс может быть либо успешен как промышленный кластер, либо он просто будет ускоренными темпами деградировать и маргинализироваться. То есть это два варианта. Третьего варианта здесь не дано.

Получение компенсации от России займет много времени 

Завод «Зевс Керамика» после россійского обстрела. Фото: Дмитрий Глушко / Новости Донбасса

— Относительно получения предприятиями, которые сейчас разрушаются на Донбассе в ходе боевых действий. Условная «Зевс Керамика», в которую несколько раз попадали ракеты — все разрушено, все разбито. Они рассчитывают на какие-то компенсации от Российской Федерации. Насколько вообще реалистично их получить?

— Получить это возможно, но это все потребует очень длительного времени. И перспектива получения компенсации крайне неопределенная. Нельзя сказать, что это как бы априори невозможно. Но нельзя сказать, что это станет реальностью ближайших лет. Поэтому, на мой взгляд, здесь только есть один вариант. Государство должно выдавать специальные дотации на восстановление таких предприятий. И потом уже государство Украина должно подавать коллективный иск против России для того, чтобы взыскать потраченные на восстановление предприятий средства. То есть уже не предприятия должны подавать иски против России, а Украина, министерство юстиции должно подавать этот коллективный такой обобщенный кумулятивный иск, который будет являться суммой тех всех убытков, которые Украина понесла в результате войны, в том числе и куда будут включены те дотации, которые Украина выплатит таким предприятиям. Если мы будем ждать, пока Россия выплатит эти компенсации, это может занять и 10, и 15, и 20 лет. И эти предприятия будут практически полностью разрушены, и у них не будет средств на восстановление. Нам нужно восстанавливать эти предприятия в течение одного-двух лет после окончания войны. Соответственно, эти предприятия должны восстанавливаться быстро за счет международной помощи, за счет государственных дотаций. А уже потом государство должно подавать коллективный иск против России и возмещать эти затраты.

— В странах Запада было арестовано много российских активов. Есть ли надежда, что из этих активов Украина сможет получить средства на компенсации предприятиям, которые либо были полностью уничтожены, либо очень сильно пострадали?

— Есть аналитические документы Европейского Центрального банка, который как раз советует европейским управленческим структурам не изымать российские активы, потому что это может ударить по имиджу евро как мировой резервной валюты. И многие развивающиеся страны, в том числе с авторитарными и или полу-тоталитарными режимами, могут просто отказаться от евро как от резервной валюты, так как будет существовать риск изъятия их активов. И ущерб для евро в таком случае будет значительно больше, чем размер российских активов, которые будут изъяты. Поэтому на сегодняшний день в Европе нет решения относительно того, что эти активы будут изыматься в пользу Украины. Это первое. Второе, даже прибыль от использования этих активов не будет передаваться Украине. Об этом говорили такие структуры, например, как Euroclear — это европейский депозитарий, который управляет заблокированными российскими активами в виде ценных бумаг. В Европе сейчас идет дискуссия о том, что Украине будут перечисляться налоги, уплачены с доходов, полученных от управления российскими активами. То есть это уже третья производная от российских активов. Первая — это сами российские активы, это база, а прибыль от них — это уже вторая производная. А налоги от прибыли — это уже третья производная. Соответственно, суммы там будут значительно меньше, чем те, на которые мы рассчитываем. Прибыль от российских активов — это несколько миллиардов евро в год, и эта прибыль в дальнейшем будет сокращаться по мере снижения базовых процентных ставок в мире.

Поэтому, возможно, будет какое-то символическое списание российских активов, например, какого-нибудь российского олигарха. Как, например, недавно Абрамович пообещал миллиард фунтов стерлингов передать Украине от продажи футбольного клуба «Челси», а потом изменил свое решение, сказав, что хочет поделить эти деньги между Украиной и какими-то пострадавшими от войны российскими регионами. И, естественно, Украина на такой вариант никогда не пойдет, чтобы на одну чашу весов были поставлены разрушения и потери, которые понесла Украина и потери, которые понесли какие-то приграничные районы Российской Федерации. Естественно, для Украины это не приемлемый вариант, и она на это не пойдет. Но, тем не менее, такие символические перечисления могут быть, но они не будут большими. Речь не о десятках и тем более не о сотнях миллиардов долларов. Речь идет о нескольких миллиардах евро от каких-то очень одиозных активов. Например, от продажи яхты какого-то известного олигарха, приближенного к Путину или, продажи какого-то особняка этого олигарха, или передача каких-то его финансовых активов. Но это не будут большие деньги. Поэтому все ресурсы, которые Украина таким образом получит, будут направлены на первоочередные нужды. В первую очередь это восстановление социальной инфраструктуры, жилья, компенсация погибшим. Но тут явно до промышленности дело не дойдет. Поэтому нужно начинать этот процесс самостоятельно, привлекая для этого средства западных партнеров, а потом в будущем, возмещая эти затраты путем подачи исков в отношении Российской Федерации. Это очень долгосрочный процесс.

Будущее шахт Донбасса

Шахта в Донецкой области. Фото: Новости Донбасса

— Возникает вопрос с шахтами. Дискуссия шла еще до начала не то что полномасштабной войны, а еще даже до 2014 года относительно шахт Донецкого каменноугольного бассейна и их дотационности. Вы все-таки считаете, что нам этот уголь нужен и эти шахты нужно восстанавливать после окончания войны? 

— Нам этот уголь нужен, возможно, не в таком объеме, в котором он добывался ранее. Возможно, нужно сосредоточиться на наиболее рентабельный шахтах. Но, тем не менее, уголь является стартовым звеном цепочек ««уголь-кокс-металл» и «уголь-электроэнергия-металл». Потому что местная электроэнергия — это в основном теплоэлектростанции, которые работают на угле. Соответственно, без угля они работать не смогут. Если покупать импортный уголь — это дополнительные затраты, отток валютной выручки и так далее. Плюс местная металлургия не может работать без кокса. Напомню, что Авдеевский коксохимический завод — это крупнейшее коксохимическое предприятия в Европе. Опять же для кокса нужен коксующийся уголь, который добывается только в этом регионе. Антрацит и коксующиеся угли — это в принципе то, что нужно и важно добывать. И добычу угля нельзя расценивать с точки зрения рентабельности, конкретно процесса добычи. Потому что рентабельность — вот, в чем была ошибка государства в конце 90-х годов. Оно начало рассматривать добычу угля исключительно с точки зрения рентабельности угледобычи без так называемых межотраслевых перетоков, без оценки влияния собственного угля на межотраслевые перетоки.

А вот, например, в рамках частных финансово-промышленных групп такая оценка была произведена. И, например, тот же Ахметов, который создавал свою финансово-промышленную группу, оценил эффективность таких межотраслевых перетоков и он понял, что сам по себе уголь может быть и не рентабелен. А вот в рамках цепочек «уголь-кокс-металл» и «уголь-электроэнергия-металл» добыча угля может быть вполне рентабельной, так как она работает на удешевление и на создание конечного продукта, в данном случае металла, который эта финансово-промышленная группа успешно продавала и выигрывала конкуренцию у крупнейших металлургических компаний мира. Поэтому если частная структура считала, что уголь можно добывать, то это явно она делала не в ущерб себе. Восстанавливать эти технологические цепочки нужно будет начинать именно с угледобычи, потом восстанавливать производство электроэнергии, потом производство металла, кокса, а потом уже и наращивать параметры машиностроения. То есть цепочка восстановления следующая: восстанавливается угледобыча, она запускает производство электроэнергии на тепловых электростанциях и производство кокса на коксохимических заводах. Соответственно, запуск электроэнергии и производство кокса запускает производство металла на металлургических комбинатах, производство металла, запускает работу машиностроительных заводов, которые этот металл потребляют.