Служения в единственном храме Православной церкви Украины в Бахмуте проходят в подвале обычного пятиэтажного дома. Молебны и литургии проводит отец Павел, бывший узник группировки «ДНР». В 2013 году священник молился за донецкий евромайдан, а в 2014-ом оказался в плену боевиков. После трех месяцев пыток отцу Павлу помогли сбежать. Он решил развивать украинскую церковь на Донбассе. Журналисты ОТВД пообщались со священнослужителем.
Почему ваши молебны проходят в подвале жилого дома?
Мы пытались просить у местных властей помещение более или менее приличное, чем этот подвальчик, чтобы людям было удобнее. Потому что среди прихожан церкви есть и инвалиды, и пожилые люди. Нам предлагали только за большие деньги аренду, а у нас этих денег не было. А зря никто даром не давал. Уже предоставили нам землю, вот недели две назад, мы получили документ. Это уже большая победа, потому что раньше у нас даже не брали документы на выделение земельного участка. Сейчас мы имеем земельный участок почти в центре города. Он не очень-то и большой, но для церкви хватит.
Мнение об украинской церкви началось понемногу меняться. Не хочу сказать, что здесь, на Донбассе, это быстро делается, меняется понимание людей. Одни приняли Томос как радостную весть и начали идти в церковь, другие же наоборот восприняли предоставление Томоса, как некий акт захвата «русского мира», который, может, они ждали и ждут до сих пор. Местная власть Бахмута приняла такое выжидающее решение, скажем так. Они делают шаги очень осторожно и не спешат. Я не слышал, чтобы нам власть предложила: давайте мы вам поможем построить церковь, давайте мы вам поможем в чем-то, как бы вам что-то предоставить, как бы вам что-то дать. Потому что я знаю, знают все люди здесь, две церкви в Бахмуте Московского патриархата построены стараниями Бахмутской городской администрации. Никто нам не предлагал, не предлагает и поныне.
Также по теме: Кто перешел в новую украинскую церковь в Донецкой области
Как вы попали в плен? Что там пережили и как удалось освободиться?
Этот вопрос поднимался очень много раз. Об этом знает и Организация Объединенных Наций даже. Уже я могу говорить об этом с какой-то долей самоиронии. Хотя очень тяжело вспоминать, честно говоря. Мягко говоря, там было не сахар. К тебе относятся, как к врагу. И не к простому врагу, а такому, что может им в их воображении, сделать вред, если останется живым или будет где-то на свободе. Это было сперва импульсивное какое-то решение взять меня в плен, а потом уже было решение священника Московской патриархии, который исполнял там у них миссию а-ля капеллан. Хотя капелланы, которые служат в нашей армии, не ездят на боевые задания, не берут оружие в руки, их оружие - только крест и молитва. Тот же человек, которого называли отцом Борисом, переодевался в камуфляж, принимал оружие, ехал на боевые позиции, стрелял по солдатам, потом приезжал, проводил пытку как боевик, а затем надевал с лицемерным лицом рясу и воспевал своих так называемых собратьев. Он лично принял решение меня удерживать так долго и даже убить. У него позывной был «Старец». Хотя о старцах церковных там не было ни понимания, ни духовности, ничего. Затем Господь дал силы выдержать, дал силы спастись, переехать. Но зачем переезжать далеко? Была надежда, что скоро это все уже закончится, мы вернемся домой. Потому что я сам из Донецка. Я надеялся вернуться в свой храм, который открыли за два года до начала войны.
Расскажите о прощении. Вы могли бы простить их?
Я уже давно их простил. Я даже не помню, по большому счету, имен тех, кто держал меня в плену. Слишком много чести, чтобы вспоминать и думать о них. Я сам это отпустил, забыл и надеюсь, никогда их не встречу. Прощение для священника - не вопрос. Он должен любить и прощать всех, Господь нас так учил. Он есть любовь и если мы стали служить ему, то должны только прощать, любить и учить этому людей. Священником невозможно стать, им надо родиться. Это совсем другое мировосприятие души. Нет злобы никакой, есть досада. Неприятно, что все так случилось, потому что мы знаем, что там остались у многих родные люди, семьи. А для священника семья - это его церковь. У многих остались там приходы с прихожанами. Досадно, что мы не с ними. Столько уже лет. Но нет злобы. Есть жалость к тем людям. Прости им Бог, ибо не ведают что творят. Потому что это больные люди. Потому что здоровый человек не пойдет друг на друга и не будет убивать, не будет пытать, а не будет захватывать. Это проявления беснования, духовной болезни.
Знаете, человек предполагает, а Господь располагает. Вот Господь так сделал, что немножко это все затянулось, может для того, чтобы здесь церкви начали открываться. Потому что в этом регионе очень трудно было с украинским православием вообще. Это первый приход на два района, здесь не было украинских церквей. Здесь была такая экспансия «русского мира» и московской церкви, зомбирование людей о том, что альтернативы нет.
Также по теме: «Церковная независимость» от России: взгляд из Донбасса
Расскажите о роли церкви в этом конфликте.
Церковь призвана Господом для того, чтобы нести мир во вселенную, мир между людьми. Но чем священник с крестом может уладить этот конфликт? Он может только молиться. Он может нести утешение людям, пострадавшим от этой войны. Потому что много есть переселенцев, многих здесь война и на месте застала. У кого-то дом разрушен, кто-то потерял родных. Тут церковь будет нести свою миссию в поддержке этих людей. Была бы возможность. Если бы священники могли прийти на линию разграничения, сказать «хватит». Но это могут услышать только с украинской стороны украинские военные. А для так называемых боевиков украинский священник - враг. Нужно, чтобы это делали русские священники, но ни один из них этого делать не будет. Потому что они ждут победы «русского мира» здесь. Тому подтверждение – захваченные ранее боевиками в плен священники Славянска и Краматорска.
Что делать вашим единоверцам в Донецке?
Хорошо прятаться. Что им еще делать? Потому что убьют. Даже если это не священники. За любое хорошее слово или более-менее толерантное слово в сторону Украины - это смертный приговор там. Людям, которые чают тем, что вернутся в украинскую церковь, нужно скрываться, как смогут. Потому что другого выхода там нет.
Что заставляет их там оставаться?
У некоторых людей просто не было возможности уехать, не было куда. Кого-то удерживали больные старики, которые отказывались выезжать. И дети оставались, потому что не могли их перевезти. Некоторые поначалу не поехали, потому что думали, что это закончится очень быстро, мир наступит и все будет хорошо. А потом уже просто не смогли уехать.
Не только же остались те, кто берет оружие и идет убивать людей. Выехало не очень много проукраинских. Выехали люди, которые потеряли сразу все, или те, которым там было сразу опасно оставаться. Их бы там просто уничтожили. Например, у меня был приход - старосты церкви и почти вся десятка состояла из ветеранов чернобыльцев. Люди уже в возрасте, идейные, проукраинские. Когда начался Майдан в Киеве, эти деды собрались и поехали на площадь. Конечно, после Майдана, когда здесь уже была «ДНР», они оказались в расстрельных списках. Невозможно было уехать, у людей разорвались семьи. Кто-то вывез, у кого-то остались.
Также по теме: Свобода религии – повод для ареста. Как «ДНР» и «ЛНР» контролируют церкви
Как понятия веры могут помочь человеку в жизни? Например, любовь. Смогут ли когда-нибудь примириться стороны конфликта?
Впоследствии возможно, но не знаю, как это будет происходить. Я могу говорить только о своем примере. На той стороне воюет мой двоюродный брат. Единственный брат. И этот единственный брат, когда узнал, что я поддерживаю Украину и уехал, мне позвонил один раз и сказал: «Если бы я знал, что ты такой укроп, я бы своими руками отрезал бы тебе голову». Как вы думаете, сколько надо времени, чтобы я с ним помирился? И возможно ли это? Политическое убеждение меняется, даже вероисповедания люди меняют. А там происходит зомбирование, а не убеждение. Когда оно выветрится, когда исцелится разум и душа человека - неизвестно. Вот когда это придет, может тогда люди и смогут найти силы. Хотя в некоторых случаях я не верю в то, что люди смогут простить друг друга. Например, у матери убили сына, пытали его в плену. Она сможет смириться с убийцей? Все мы грешны и все подвержены страстям и эмоциям. Все зависит от уровня нравственности людей, их веры и любви. Если нет личных потерь, то может они найдут понимание. Но в большинстве случаев люди, которые потеряли многое, я не знаю, смогут ли они простить.
Как вернуть людей в украинское пространство?
Проукраинские люди только укрепились в своих взглядах. Гражданское население, которое хотело «русского мира», уже увидело реалии и люди уже поменяли свою точку зрения. Если бы им сказали, что война закончилась, они бы пошли на примирение и, может, через месяц уже не упоминали бы, что была война. И взгляды их уже изменились полностью. Потому что они увидели, как сильно их обманули.