Как удалось установить имена солдат, которые могли быть причастны к крушению MH17

Основатель проекта «Беллингкет» британец Элиот Хиггинс рассказал о том, как им удалось установить возможных причастных к крушению Боинга и как эта информация может быть использовать в судах.

Голландская прокуратура заявила, что они получили и внимательно изучают доклад общественных журналистов «Беллингкет» с новыми доказательствами причастности России к крушению Боинга Малайзийских авиалиний в небе над Украиной в июле 2014-го года.

По словам основателя этой организации Элиота Хиггинса, они установили персональный состав пятьдесят третьей бригады, базирующейся в Курске, и идентифицировали именно тех, кто сопровождал зенитно-ракетный комплекс «Бук», из которого, как подозревается, был сбит самолет. Сам доклад, в сокращенном виде и без фамилий, будет опубликован на сайте «Беллингкет» в конце января. О деталях расследования Хиггинс рассказал корреспонденту «Голоса Америки» Татьяне Ворожко.

Татьяна Ворожко: Это уже не первое расследование, в котором используются данные из социальных сетей российских солдат. Разве они еще не стали прятать эту информацию? Как вам удалось ее отыскать?

Элиот Хиггинс: Мы раньше установили, что зенитно-ракетный комплекс «Бук» пришел в Украину с пятьдесят третьей бригадой, базирующейся в России. Используя информацию из открытых источников, мы практически смогли восстановить весь состав бригады: кто командир, кто вероятнее всего мог быть вовлечен в совершение выстрела ракеты в самолет Малайзийской авиакомпании.

Мы нашли огромное количество информации от российских солдат в социальных сетях. Так, когда они начали понимать, что подобные исследования можно делать, много солдат из пятьдесят третьей бригады стали делать свои профили закрытыми, или вообще удалять свои страницы или определенные фотографии.

Но мы за ними уже наблюдали более года. Мы видели, что они это делали и это вызвало только больше подозрений. Мы сохранили эти фотографии и передали их следствию. Но поражает, насколько много информации можно найти в Интернете. Например, солдаты размещают фотографии в Инстаграмм и называют имена других солдат в их батальоне. Когда мы находим одного солдата, то смотрим список его друзей и находим других. Иногда солдат может и не иметь страницы в социальных медиа, но его друзья его фотографируют и подписывают.

Т.В.: И этой информации у голландской полиции или прокуратуры не было? Почему этим не занимаются следователи, разведка? Что у вас есть такого, чего нет у людей, которые за это получают зарплату?

Е.Х.: Мы не знаем, что голландская полиция уже имеет. Возможно, что-то из этого они уже имели или это дало им новые направления для поиска. Из того, что у них, скорее всего, не было: мы предоставили информацию по конвою, который транспортировал комплекс «Бук», сбивший самолет МH17. И мы можем сказать, что вот эти люди точно были частью конвоя. Вот именно эти люди выглядят наиболее подозрительными. Командира достаточно легко найти, поискав в Интернете, но мы можем точно сказать, что эти лица являются частью конвоя, потому что они делали собственные фотографии с зенитно-ракетным комплексом, с частями вооружение в кадре.

Мы смотрим на информацию в социальных СМИ, мы ее анализируем, понимаем, как она использовалась, ищем связи и комбинируем это с другими данными. Хороший пример расследования в открытых источниках это — найти снимок, затем использовать фотографию, скажем, солдата и, используя спутниковую карту этого района, найти точное местоположение видео, которое снято там кем-то другим. И, комбинируя все эти различные источники, прийти к выводу и проверить информацию.

Т.В.: Достаточно ли той информации, что вы собрали, чтобы привлечь Россию к ответственности за крушение малайзийского самолета?

Е.Х.: Привести Россию к ответственности за что-либо довольно трудно. Недавно они приняли закон, согласно которому они теперь могут не нести ответственность в Европейском суде по правам человека. А юрист, ведущий дело жертв малазийского самолета, собирается подавать его именно в Европейский суд по правам человека. Но существуют пути добиться справедливости, наказать Россию.

Недавно я говорил с представителями Международного уголовного суда об использовании открытых источников информации не только в качестве доказательств, но и в части расследования относительно сокрытия информации. Как эта информация будет использоваться в суде? Это еще не было апробировано в юридической системе. Думаю, что все эти дела будут тестом по использованию этой информации в суде. Я думаю, что в определенной степени это дополнительная ответственность для совместной группы по расследованию, потому что это дело станет прецедентом для будущих дел по использованию подобной информации в судах.

Т.В.: Вы также внимательно следите за ситуацией в Сирии и раньше выдавали доклад об использовании кластерных бомб русскими, доказывали, что они бомбят собственно противников Асада, а не ИГИЛ. Или что-то изменилось в последнее время? В частности, был доклад NPR о том, что россияне начали поддерживать курдов, а не только Асада в Сирии.

Е.Х.: Информация о том, что они поддерживают курдских повстанцев, очень интересная, и я сейчас за этим слежу. Я бы хотел иметь больше доказательств этому. В целом мы смотрим на видео авиаударов Министерства обороны России. Мы уже исследовали 160 авиаударов. Они все еще врут о том, что именно они бомбят. Не так давно они говорили, что осуществляли бомбардировки нефтяных заводов, а на самом деле это был завод по очистке воды и элеватор с зерном.

Если смотреть на их заявления о том, где они не бомбили, например, больницу, то мы показали, что они и об этом лгали. Причем мы использовали их собственные снимки. Они говорили, что не используют кластерные бомбы, мол, у них их даже нет на базе. А на собственной фотографии министра обороны России с этой базы кластерные бомбы есть.

Репортаж Russia Today содержит видео кластерных бомб на авиабазе. Это хорошо, что они сами предоставляют фотографии, чтобы развенчать их же заявления. Это постоянный поток лжи о том, что происходит в Сирии. Но они сами предоставляют достаточно информации, чтобы проверить и опровергнуть их слова.

Т.В.: А вы продолжаете следить за перемещением техники, солдат на русско- украинской границе?

Е.Х.: Не так, как раньше, потому что мы больше сосредоточены на том, что происходит в Сирии. В Украине конфликт был на время заморожен, но сейчас снова начинается эскалация. Мы видим все больше сообщений от ОБСЕ об использовании артиллерийского огня, перестрелках. Я думаю, что ближе к весне мы увидим обострение. Но реально нужно больше людей, которые бы использовали информацию из открытых источников и могли исследовать конфликт в Украине. К тому же в Украине, в отличие от Сирии, можно больше увидеть. Там есть открытый доступ к Интернету и активно используются социальные медиа.

Т.В.: Неужели не опасаетесь за свою безопасность? Ведь вы постоянно, и с доказательствами, говорите Кремлю, что они врут.

Е.Х.: Я использую все возможные меры безопасности, как и положено всякому журналисту, работающему с раздражающими материалами. Но это работает только до определенного предела. Если они меня схватят и затянут в машину, то я мало что смогу сделать. Изменение паролей на компьютере здесь не поможет. Но информация, с которой мы работаем, находится в открытом доступе. Это не то, что оно где-то скрыто на дисках и никто другой не сможет увидеть эту информацию. Они это не могут забрать от меня или моих расследователей. А также я получил грант, чтобы научить больше людей это делать. Им будет труднее остановить этот тип расследований.

Т.В. А вы только сейчас грант получили? А на какие деньги ваш сайт ранее существовал?

Е.Х.: Как я сегодня написал в Твиттере, сижу в холодном офисе, хотелось бы, чтобы мне ЦРУ давал больше денег на отопление. Но на самом деле, я работаю, блог — это мое хобби. Я делал сбор средств в Интернете для моего предыдущего блога «Коричневый Моисей». Мне хватило примерно на полтора года. А потом я сделал новую кампанию, чтобы запустить сайт «Беллингкет». И совсем недавно мы получили финансирование от Гугл, которого хватит на год существования сайта и я теперь нанимаю новых работников.

Я ищу еще финансирование, чтобы я мог нанять людей на полную ставку, в частности, делать расследования по Украине. Сейчас люди в моей команде, их 20 человек, сами выбирают темы, которые им интересны. Они волонтеры. Я им не могу давать указаний, чем заниматься.