«Я так и не сказала, что люблю его» — Светлана пока безуспешно пытается получить свидетельство о смерти отца, погибшего в Мариуполе

Во время полномасштабной агрессии России против Украины многие семьи, оказавшиеся в эпицентре боевых действий, потеряли кого-то из родных. А Мариуполь вообще за короткое время с конца февраля по апрель стал городом-кладбищем с захоронениями на каждом шагу: в парках и скверах, на детских площадках, под домами, у дорог — везде, где люди в считанные минуты между обстрелами пытались похоронить тела погибших. Со временем все, кому удалось уехать на не оккупированную территорию или за границу, мечтают вернуться, перезахоронить по-человечески тела на кладбище или хотя бы официально признать, что человека больше нет.

Брутальная мощь «Азовстали»

Светлана Федоровская и почти вся ее семья работали на металлургическом комбинате «Азовсталь». Светлана была связисткой, специализировалась на радио и телефонной связи и была в восторге от своей работы. Кстати, там же она познакомилась с будущим мужем Александром. Отец Светланы Валерий Яковлевич Козарь работал в рельсобалочном цехе, а заработав горячий стаж, довольно молодым ушел на пенсию. Брат, его жена, мама жены — тоже азовстальцы. Пожалуй, единственная, кто из семьи имел иную рабочую «прописку», так это бабушка-полька, которая почти двадцать лет работала огнеупорщиком на комбинате имени Ильича. Рассказывая о семье, Светлана неслучайно сделала акцент на польском происхождении этой бабушки, потому что позже оно сыграло свою роль.

По самостоятельно заложенной традиции папа сажает нектарин в честь дня рождения внука. Фото из личного архива Светланы

«Когда работала, я обожала свою работу, очень любила комбинат с его брутальной мощью. В 2016 году уволилась, чтобы поехать «в разведку» в Польшу, потому что понимала, что из-за россиян рано или поздно будем вынуждены бежать, поэтому нужно посмотреть, что там и как. Но в Польше мне не понравилось. Я вернулась и сказала: все, больше никогда и никуда не поеду», — рассказывает она.

Светлана Федоровская. Фото из личного архива

На комбинат Светлана больше не вернулась, и вскоре начала относиться к нему, как и значительная часть мариупольцев — как к главной причине экологически опасной ситуации. Этому способствовало и место, где она проживала вместе с мужем и сыном, — недалеко от «Азовстали», рядом с Таганрогской трассой, по которой день и ночь на большой скорости носились «слябовозы». Из них прямо на тротуар летели камни, которые в любой момент могли ранить человека. Дорога превратилась в сплошные ямы, стены домов трескались, а детей вообще было опасно выпускать из дома.

«Мы пытались бороться и даже полицию вызывали, — вспоминает Светлана, — но ничего не получалось. Знаете, у меня в одном из мессенджеров осталось сообщение, датированное 23 февраля — в последний день перед вторжением мы с соседкой договаривались перекрывать дорогу, выходить на митинг. Я была очень зла и говорила: «Хоть бы этот завод остановился!» И он остановился. К сожалению...»

Апокалипсис, о котором предупреждал брат

Светлане повезло — начало полномасштабного вторжения застало женщину не дома, а в поезде, который вез ее, 13-летнего сына Мирона и невестку Надю с маленьким ребенком во Львов. По просьбе Нади, которая направлялась в Польшу, Светлана просто сопровождала девчонок до автобуса в Польшу, а затем собиралась возвращаться обратно. Поэтому из вещей с собой взяла только яблоки, тапочки и книгу. Очень просился с ней любимый песик Рафаэль, но его оставили дома, где была еще овчарка и два кота. В Мариуполе остался и муж Александр, который, чувствуя приближение беды, отказался составить жене компанию и вместо себя отправил во Львов сына. А один из ее двух родных братьев, служивший в «Азове», еще накануне предупреждал: «В Мариуполе будет апокалипсис, россияне вошли в нашу акваторию и танки всю ночь едут в нашу сторону».

Свой апокалипсис происходил и на львовском вокзале, который напоминал истерзанный злой силой муравейник — тысячи людей, растерянных и испуганных, суетились в стремлении вернуть себе утраченную безопасность. Чтобы посадить Надежду с малышкой на автобус, нужно было добраться до другого вокзала, но транспорт почти не ходил. Как вдруг появился «Жигуль»-развалюха и всегда нерешительная невестка, чтобы остановить машину, упала на капот, обхватив его руками. Приехав за космические деньги на автовокзал, женщины узнали, что автобус отменил рейс. С огромным трудом Светлана впихнула Надежду с малышкой в другой:

«Девочки поехали. И только тогда я начинаю ясно понимать, что происходит: со мной только мой ребенок, в стране война. Страшно! Что делать? Мы все погибнем?».

В Мариуполе остались все родные люди, а в ужасные времена естественно стремиться к своим, и Светлана пошла к кассе. Там сообщили, что в Волновахе взорвали мост, поэтому добраться до Мариуполя не получится. Женщина думала поехать в Розовку Пологовского района, где жила бывшая жена брата-азовца, и хорошо, что не стала этого делать — поселок быстро захватили оккупанты, а брат всегда предупреждал: «Вам в оккупацию нельзя. Вы должны бежать, потому что убьют, и дай Бог, чтобы быстро, но это вряд ли. Детей — тоже, они никого не щадят».

Светлана понимала, что и в Мариуполе она оказалась бы в большой опасности, потому что еще с 2014 года обзавелась кучей врагов из-за своей активной проукраинской позиции:

«На заводе у меня было много конфликтов, некоторые кричали в лицо: «Твой брат — убийца детей, нацист!».

Поэтому, переночевав у малознакомых людей во Львове, она приняла решение спасать сына, который все время повторял: «Давай в Польшу! Только не возвращаться! Я не могу, я боюсь!».

«Здесь ничего страшного не произойдет»

Львовянин, который подвез их ближе к границе, даже заплакал: «Я не могу с вами ждать, потому что нужно других вывозить!», — ему было трудно оставлять эту молодую испуганную женщину с ребенком на морозе, среди толпы, которой не видно конца. В направлении польской границы Светлана с сыном двигались вместе с девушкой с ДЦП, помогали ей, несли чемодан. К счастью, некоторые машины останавливались, чтобы немного их подвезти. Когда шли из Равы-Русской, на эту троицу обратила внимание девушка из Львова. Светлана после с благодарностью вспоминала:

«Общаясь с нами, она даже перешла на русский, чтобы показать свое уважение и сочувствие. Взять нас к себе в машину девушка не могла, потому что везла детей, но позвонила своему отцу, который привозил беженцам еду, и тот привез нас до самой границы».

А там происходило ужасное — люди пытались прорваться через границу, и чтобы их сдержать, украинские пограничники даже пустили очередь из автомата в воздух. Мужчина за рулем, возмутившись, стал ругаться на военных. И в это время у Светланы зазвонил телефон, это с ней пытался связаться папа.

«Он мне говорит: «Не переживай, у нас здесь все хорошо! Не волнуйся, вы с Мироном уезжайте в Польшу. А здесь ничего страшного не произойдет — русские зайдут и все будет тихо».Папа хотел меня успокоить, а меня его слова так возмутили! Поэтому последнее, что я ему сказала: «Давай, у меня нет времени!» И когда в начале марта в Мариуполе еще была связь, я могла ему позвонить и сказать просто: «Я тебя люблю, береги себя». Но я этого не сделала. Считала это нечестным, потому что он поддерживает Россию, так пусть смотрит, что его Россия делает на нашей земле!», — вспонимает она.

Когда Светлана это рассказывала, ее голос дрожал, потому что она до сих пор очень переживает из-за этого последнего разговора с отцом, которого очень любила и который любил ее. Если бы не война различия в политических взглядах никогда бы не помешали их отношениям.

Светлана задумчиво говорит, что когда-то ее отца называли бандеровцем, он прекрасно владел языком, имел роскошную украинскую библиотеку и, конечно же, голосовал за независимость Украины. Все радикально изменилось после Оранжевой революции, отец наслушался пророссийских спикеров и думал, что вернется Советский союз.

«Ностальгия по молодости, непонятные новые времена, "а мы ж были когда-то одной страной!" — на этом многих пожилых людей смогли подловить промосковские пропагандисты. После той революции папа стал говорить, что он русский, а украинский язык ему навязывают», — говорит Светлана.

«Похоронили в воронке от снаряда»

С большими трудностями Светлана с Мироном все-таки добрались до Польши, один из местных предпринимателей, искренне помогавших украинцам, отвез их к маме Светланы в городок Легница Нижнесилезского воеводства.

«Он гнал шесть часов на очень большой скорости. И когда привез, к нам вышли брат, мама, мы обнимались и плакали. И тот поляк, молодой парень, тоже заплакал. Мама ему пыталась дать деньги за топливо, но он отказался», — вспоминает женщина.

Сын-подросток вначале очень хорошо интегрировался в польскую среду, быстро выучил польский язык, говорил без акцента. А Светлана была в депрессии, много плакала. Потому что в Мариуполе остались муж, папа, сестра с семьей, другие родственники, друзья, любимые хвостики. Женщина круглосуточно сидела в интернете, смотрела из сообщений, кто каким образом смог выбраться из Мариуполя, а затем рассылала СМС-ки с советами всем, кому могла. Одна такая спасла ее сестру и брата, получив от Светланы сообщение, они благополучно вышли из города, а затем через Россию попали в Польшу.

А однажды ей позвонили из Литвы, это была тезка Светланы — жена отца, которая рассказала, что его, Валерия Яковлевича Козаря, убили русские. По словам женщины, они были дома в многоэтажке на Морском бульваре, муж оставался в комнате, а она пошла в ванную немного отковырять мерзлой воды. И вдруг услышала, как Валерий вскрикнул, прибежала и увидела, что он лежит на полу с размозженной головой и хрипит. На крик женщины прибежала соседка, позвала с улицы мужчин, те завернули тело Валерия Яковлевича в одеяло и вынесли на улицу похоронить. Делали это очень быстро, потому что начался обстрел. Положили покойника в воронку от снаряда и спешно засыпали землей.

Разрушенный дом Светланы в Мариуполе

Жена была в шоковом состоянии, поэтому не запомнила место, где был похоронен муж. Ночью дом загорелся, люди разбежались, и старшая Светлана ушла к дочери, а утром — туда, куда стекался ручеек испуганных людей, в поселок Виноградное, а из него подальше от войны. Дочь Валерия Яковлевича предполагает, что его убил снайпер, они тогда развлекались тем, что охотились на мирных жителей, как на животных. В пользу этой версии говорит тот факт, что в момент, когда мужчине раздробили череп, никаких обстрелов и прилетов не было.

«Я делюсь своей болью»

После гибели отца Светлана узнала несколько очень печальных фактов о его пребывании в городе, в который «русские просто придут и ничего плохого не случится». Жена отца рассказала, что обстрелами в их квартире снесло балкон, а с ним и все запасы еды. Что они пили воду из лужи, потому что там было легче разбить лед. Что у отца очень болела рука, потому что из-за холода обострилась давняя болезнь. А бездушные люди не пускали его с женой в подвал соседнего дома, даже за доллары! Чтобы погреться у костра приходилось давать водку его владельцам.

«Знаю, он искал брата, чтобы узнать, жив ли тот, — рассказывает Светлана. — Когда в начале вторжения я предлагала уехать из Мариуполя, папа смеялся. А потом был очень напуган, но выбраться из Ада уже не мог».

Светлана любит отца и говорит, что он запутался из-за пророссийской пропаганды:

«Мой папа внес большой вклад в развитие Мариуполя, работал на стройке, в «Азовстали», посадил много деревьев, заботился об экологии, любил море. Очень заботился о животных. Постоянно их кормил. Когда болел Ковидом, переживал, что не может покупать еду уличным кошкам, просил, чтобы кто-то временно делал это за него. И я точно знаю, что папа гордился своим сыном-азовце и тем, что тот защищает страну, которую он и сам любил. Он говорил, что снова бы проголосовал за независимую Украину».

Кстати, сына-азовца, уже тяжело раненого, последним вертолетом вывезли из «Азовстали» на подконтрольную Украине территорию. Сейчас он продолжает служить государству.

Светлана на митинге после терракта в Оленовке(Еленовке). Фото из личного архива

Муж Светланы Александр связался с женой 23 марта, когда она была в магазине. У женщины от волнения подкосились ноги и она осела на пол, так и разговаривала. Следующая связь была в апреле, а выехать из Мариуполя ему удалось только 31 мая. Александру не повезло — оккупанты увезли его на подвал и очень сильно избивали, потому что кто-то донес, что муж его приемной дочери — военный музыкант. А когда наконец удалось воссоединиться с семьей, вес Александра был меньше довоенного на сорок килограммов.

Светлана с мужем и сыном. Фото из личного архива

Недалеко от драмтеатра на глазах у своих детей умерла сестра отца, которой в голову попал осколок. Вторая сестра, прожив много лет в России, вернулась в Мариуполь и не может нарадоваться тому, как «город расцветает». Воспоминание о ней вызывает у Светланы ярость, а большое сожаление — судьба любимых хвостиков, оставшихся в Мариуполе. Овчарка получила контузию и очень мучительно умирала. Собачка Рафаэль и два кота разбежались во время бомбардировки, и хотя их очень долго искали, найти не смогли.

Любое упоминание Светланы о Мариуполе вызывает такой клубок болезненных мыслей и воспоминаний, что женщине хочется кричать. Но она конвертирует энергию боли в борьбу: устроила показ фильма «20 дней в Мариуполе», рассказывает полякам правду о войне, организует акции в поддержку украинских военнопленных и пропавших без вести, взаимодействует с волонтерами, входит в группу украинцев и поляков, которые помогают Украине. С первых дней в Польше делала то, к чему призывал Калина — заместитель командира полка «Азов» Святослав Паламар: кричать на весь мир о необходимости разблокирования «Азовстали» и Мариуполя. Правда, мир оказался глуховат и равнодушен.

Светлана Федоровская во время митинга. Фото из личного архива

«Мне снова снился папа»

В Фейсбуке есть страница «Mariupol Destruction and Victims» («Мариуполь Разрушение и Жертвы»). 23 октября появился пост от Светланы Федоровской:

«Сегодня у меня было сложное утро, долго не могла прийти в себя, потому что мне снова приснился папа. Он был молодой и красивый. Я обнимала его и просила прощения, что не успела сказать, как я его люблю. Он говорит: "Я не погиб, я еще слишком молод и очень хочу жить". А я подумала: "Ну да, ведь нет могилы, не было похорон, значит, это ошибка и папа выжил"».

Светлана, как и многие украинцы, не имела возможности похоронить родного человека, проводить его в последний путь, и у нее даже нет документа, подтверждающего факт смерти. С единственным свидетелем гибели Валерия Яковлевича, его женой, связь прервалась после того разговора, когда она сообщила Светлане трагическую весть. Свидетели и участники похорон исчезли кто куда. Одна из родственниц отца, оставшаяся в Мариуполе, долгое время не могла добраться до места его гибели, потому что оккупанты не пускали людей в жилые дома рядом с «Азовсталью». А потом в подвале соседнего наполовину уцелевшего дома она нашла двух мужчин: один согласился показать место захоронения, но каждый раз давал другие показания и требовал деньги, а другой показал место и сказал: «Я крест делал, но его уже нет. Если найдете мне серп, уберу траву и раскопаю тело».

Со временем свидетели исчезли, на месте, где были дома и дворы, ровная земля, нет не только могилы с крестом, но даже деревьев. Местные рассказывают, что россияне, чтобы уничтожить следы своих преступлений, сняли и вывезли верхний слой почвы.

Сестре Валерия Яковлевича, которая разыскивала место захоронения и свидетелей, оккупационные власти выдали так называемое «свидетельство о смерти», в котором указаны только имя, отчество и фамилия покойного. Нет ни места рождения, ни времени, места и причин смерти. Просто наспех сделанная бессодержательная бумажка.

Кроме фото этого свидетельства и ксерокопии паспорта отца у Светланы нет ничего, чтобы доказать его смерть и получить соответствующий документ. В Киеве она вместе с братом сдала ДНК-тест, написала заявление в полицию о пропаже без вести. Затем обратилась в суд, чтобы получить документ о смерти отца. Но суду не хватило доказательств, прежде всего, соответствующих свидетельств.

Надеемся, что те, кто до сих пор не смог ни похоронить родных, ни получить официальный документ об их смерти, в конце концов смогут это сделать с помощью юристов, потому что, как отметила Светлана Федоровская, «для каждого человека нормально похоронить своего отца. Или хотя бы доказать, что такой человек жил в Мариуполе и был там убит. Они не убили нас, не убили нашу память, поэтому мы будем бороться».

Комментарий юриста центра поддержки переселенцев «ЯМариуполь. Черновцы» Даны Сметанюк:

 — Подобных обращений в суд об установлении факта смерти на оккупированной территории было больше всего в 2022 и 2023 годах. В моей практике большинство из них было связано с последствиями боевых действий во время захвата Мариуполя.

Чтобы получить необходимый документ, к своему заявлению истец должен приложить:

• копию паспорта умершего человека,
• медицинское свидетельство о смерти или справку, выданные оккупационными властями,
• показания нескольких человек, присутствовавших при факте смерти, захоронении и могущих рассказать об обстоятельствах, времени и месте происшествия.

У меня был случай, когда брат пытался установить факт смерти сестры, которая погибла от взрывной травмы головы и была оставлена возле морга. Свидетелей не было, поэтому родственная связь устанавливалась через завещание. Поэтому я хочу подчеркнуть: обращайтесь в любой районный суд на территории Украины. Ищите возможности найти подтверждение гибели человека. Возможно, в некоторых случаях сначала нужно установить факт пропажи без вести и только потом уже писать заявление об установлении факта смерти.

Сейчас все меньше мариупольцев обращается к юристам с подобными делами, потому что прошло много времени с момента окончания боевых действий в городе. Люди умирают в основном от естественных причин — из жизни в основном уходят старики и больные, оставшиеся в оккупации.