Три ада Горловки для «спецконтингента»: как украинский журналист выживал среди пыток, голода в российском плену

Мариупольский журналист в плену Это история от первого лица, которую журналист и боец 107 батальона ТРО Гудилин Александр пишет о себе сам. О жизни и смерти, о свободе и неволе, об испытаниях, которые он прошел сам.

В первой части Александр рассказал о своем участии в обороне Мариуполя.

Во второй о первых месяцах в российском плену.

Сегодня мы публикуем третью часть его истории, посвященную периоду пребывания в Горловской колонии на оккупированной части Донецкой области.

В тексте присутствует описание сцен жестокости и ненормативная лексика!

Три Горловки для «спецконтингента»

Время, проведенное в плену. Люди, которые были рядом. С кем делил узкую лавочку в столовой, кто занимал за тобой очередь на томик Джека Лондона или на таз, чтобы постирать носки. Кто читал лекцию о туризме, спал на соседней койке. С кем вел долгие беседы в полутемном бараке. Ты никогда не был так близок с людьми. Ты нигде не найдешь друзей лучше. Ты нигде не увидишь дно глубже, чем там. Погружение в себя, анализ прошлого, чувств, эмоций и отношений с окружающими. Планирование и навыки продуктивной деятельности в условиях дискомфорта. Информационная изоляция, однотипные будни с постоянными собеседниками вокруг. Много мыслей и много времени, которое только ты знаешь, как потратить с пользой. Ты никогда не чувствовал себя более несчастным, чем в плену. Ты никогда не был более счастливым, чем после неуловимых, барачных инсайтов.

Скрин из видео пропагандистов. Момент сдачи в плен Александра Гудилина

«Приемка» на Горловке

О том, что инспектор в Оленовке (Еленовке) не соврал, что вы едете «по месту» ты понял сразу.

Во-первых, глаза и руки не завязывали, а просто загнали палками в автозак с гербом т.н. «народной республики».

Во-вторых, ехали по максимально убитым войной дорогам, какие есть только в Донецкой области.

Вам запретили поднимать голову и разговаривать, но правила существуют для того чтобы их элегантно нарушать. Ты подглядываешь за соседями по салону и удивляешься, что у некоторых людей есть армейские баулы полные вещей. Вам же, туристам побывавшим на малом «Золотом кольце России», перед этапом сказали: «Берите свое них…я и ехайте отсюда». И вот вы куда-то едите с четким осознанием, что это не дом, но с пониманием, что каждый час твоего пребывания здесь отнимает здоровье, зато приближает к обмену.

На новое место вы приезжаете глубокой ночью. По крайней мере так подсказывают ощущения. Предстоит пережить еще одну «приемку». Традиционно начинает подташнивать, сбивается дыхание и хочется размять ноги, потому что предстоит быстро передвигаться под градом ударов. Воды ты не пил уже часов шесть, поэтому в туалет не хочется. Это единственный плюс. Скрежет дверей, прохладный воздух врывается в автозак вместе со злобными охрипшими голосами.

Ты слышишь, как они шутят между собой. Слова разобрать не можешь, но тебе знаком этот донецкий, почти родной сленг, фонотечная мягкость и «шоканье». Парни по одному начинают выпрыгивать на землю и до тебя доносятся звуки ударов после коротких вопросов. Корректировщик артиллерийской установки, который «перевернул» не одну колону оккупантов под Мариуполем, получает больше всех. Раз так, то у тебя есть шансы отделаться практически испугом.

Выпрыгнув на асфальт, становишься на самую широкую «растяжку» у автозака. Голова уперта в холодное железо, ладони на выворот.

«Гудилин Александр Русланович! 1990 год рождения! Территориальная оборона! Мобилизован! Прикомандирован к военному госпиталю!», — выкрикиваешь скороговоркой заученную почти правду, впечатавшись лицом в «скотовозку».

Возникает неловкая пауза.

— Ты шо, медик? — слышишь вопрос за спиной.

— Никак нет! Солдат, стрелок.

— А, стрелял значит…

Во время боев за Мариуполь. Фото из личного архива Александра Гудилина

После этого внутренними лоукиками тебя садят практически на шпагат, но это уже не больно. Стонешь больше для проформы, ибо они это любят. Тех, кто демонстрирует стойкость, предпочитают забивать палками.

Вас садят на корточки. Кому-то достается по горбу, кого-то судьба щадит. Ты снова слышишь эти бессмысленные обвинения в том, что «мы напали на Донбасс», «мародерили», «8 лет обстреливали мирных жителей» и тому подобную бутафорию. Поддакивать нужно только тогда, когда обратятся непосредственно к тебе. Но даже в тех случаях иногда, лучше промолчать. Ваши данные сверили и начинают по одному запускать в камеру. Понимаешь, что ночевать придется в ДИЗО. Ты бежишь по коридору, а на поворотах получаешь сочные удары «дубиналом».

Все, квест пройдет. Все прошло даже неплохо. Ты в камере с новыми соседями. Есть военные, есть гражданские, есть «300-ые» и более-менее здоровые. Голос из-за двери говорит, что завтра вас расселят по баракам, но перед этим обыщут и накормят. Радуешься последнему слову.

Другой же голос из-за железной двери говорит, что он бы лично каждому прострелил колени. Почему-то даже не воспринимаешь это всерьез. Со временем, даже угрозы надоедают. Дают на удивление большие порции каши на молоке, добрячий кусок хлеба и железную металлическую кружку чая. Иллюзорное чувство сытости.

Потом вы просто спите на полу и ждете второй части «приемки».

Ждать недолго. Сон военнопленного короткий и прерывистый. Подъем. Нервный завтрак. Знаешь, что получать новые удары на «старые дрожжи» на утро, когда и без этого спина «стоит колом» неприятно. Соседняя камера с шумом открывается. Следующая – ваша.

— Ну что, с Богом! — говорит кто-то.

Словно перед боем, только бежать нужно будет не под осколками, а под удары резиновых палок. Под подгоняющие окрики вы высыпаетесь в коридор где вас уже встречают одетые в синий камуфляж люди. Все по стандарту: все те же вопросы, все те же ответы, заполнение никому не нужных бумаг в тот момент, когда тебе в лучшем случае бьют подзатыльники, а в худшем — отбивают пятки. «Что? Не там поставил роспись? Какой ты не внимательный!». За это получаешь пару ударов в лицо и ручка отлетает в другой конец кабинета. Вроде основная часть экзекуций закончена.

Полностью согнутых вас ведут в баню. Теплая вода снимает боль, позволяет прийти в себя. Некий зек, с орлом на спортивках, руководит процессом. С понимаем, говорит, что знает как это «получать пи…ы», но уверяет, что дальше будет проще. Уверяет, что лучше сейчас добровольно отдать ему деньги и украшения и очень удивляется ответам, что все уже забрали в предыдущих тюрьмах.

Ваша одежда сдана на дезинфекционные мероприятия. Ты тогда еще не знал что такое блохи и вши. Выдают постельное белье. Нужно закутаться в простынь и так идти в барак. Античные греки не были такими дистрофиками.

Накануне прошел дождь. Босяком по лужам вы бежите за матрасами и становитесь лицами к стене.

— Да ладно вам, я ж любя! — говорит кто-то из вертухаев и бьет несколько раз по голой спине каждому, пытаясь оставить синий узор в виде буквы Z.

Мокрые, запыхавшиеся, на адреналиновой волне вы вбегаете в локальный сектор барака № 5. Тут начинается лагерная жизнь со всеми ее тяготами, страхами, нелепостями, но и по-хорошему неповторимыми моментами, которые могут быть только в компании близких по духу людей с массовой свободного времени. Люди эти вместе встречаются с трудностями, но принимают решения выйти более приспособленными, а т. е. более сильными и умными чем до этого.

Три разных Горловки для спецконтингента

Весь период пребывания в Горловке, а это со 2 августа 2022 года по 21 июня 2024 года, можно разделить на три разных по мере «трешовости» и времени промежутка. Тут тебя называли «конидла», «драконозавр», «пудра» и менее печатными словами, оставляя за тобой официальное название «спецконтингент».

Первый — до посылок — период голода и холода. Второй — «сытый», посылочный период. Третий — пост-посылочный. Характерен он тем, что нам снова оборвали каналы общения с родственниками и запустили «на зону» спецназ, который устраивал массовые избиения. Но обо всем по порядку.

Голая Горловка

Ты видишь, что парни, которые оказались рядом с тобой — в большинстве своем приехали из Еленовки. Они пережили первую «приемку» в своей жизни и не совсем понимают тебя, которого регулярно избивали в России, почему ты ведешь себя немного странно: чересчур низко наклоняешь голову и поднимаешь руки когда забегаешь в локальный сектор, почему не смотришь в глаза сотрудникам администрации, почему хочешь несколько раз спросить прежде чем что-либо сделать и в целом ведешь себя более запуганно.

Однако вы знакомитесь между собой, и ты стараешься быть как все. Твой внешний вид довольно странен, как и других. У тебя отобрали пиксельные штаны («Все из своего камуфляжа выпрыгните!» орал сумасшедший майор) и ты ходишь в подштаникак, брошенных одним из дезертиров. Выцветшая красная футболка «Метинвест» и обшарпанные «Найки», в которых верх скреплен с подошвой железными скобами. Вот твой стандартный «прикид». Остальные выглядят не менее экзальтированно.

Понемногу вас вводят в курс дела, учат правилам поведения «на лагере». Они немного мягче, чем «на СИЗО» и ты понимаешь, что в принципе, если хорошо себя вести и не тупить, то побоев будет гораздо меньше.

Однако по сравнению с российскими тюрьмами бытовые условия здесь кошмарны. Воду пьем из огромной 500 литровой бочки, на дне которой плавают опарыши. Начавшееся расстройство желудка из-за этих неведомых бактерий крадет еще килограмма 3 из твоего организма.

Горячая каша, огненный обезжиренный суп и прием пищи на скорость также не добавляют здоровья. Живете вы общежитием, подобием большой и дружной семьи.

«Как на "срочке", во времена Януковича, только хуже кормят и бьют чаще», — шутят некоторые.

Вас начинают выгонять на работы. Хотя первый раз на работу ты вышел по собственному желанию. Захотелось осмотреться, что такое Горловская колония и ее промышленная зона. Вы разломали клумбу, чтобы расширить места для построений и потом, подпирая ломами, несли бордюры в разваленный склад. Тогда-то ты и понял насколько стал слаб и немощен.

«Не поднимайте голову! Не рассматривайте тут все!», — покрикивал один из надзирателей, ростом в метра полтора. Через пол года он к этим словам стал добавлять, что рассматривать тут нечего, потому что тут и так все «ушатано».

Александр Гудилин в плену. Фото из личного архива

К середине сентября 2022 года ты ощущаешь первое холодное дыхание осени и одеваешь ВСУшную «термуху». Гардероб расширяется благодаря футболке Адидас, вымазанной мазутом, которую ты нашел в промышленной зоне и на свой страх и риск занес в барак.

К концу сентября, ты полноценно знакомишься с тем, как это быть покусанным вшами. Сначала очень стыдно, а потом вечерняя ловля паразитов под тусклой лампой в коридоре становиться массовым ритуалом.

На работы стали выводить по списку, который сделали выбранные старшие каждого кубрика на бараке. Кто-то выход на работу рассматривал как шанс найти «бычок» или выпросить «пару тяг» у вертухаев. Лично для тебя это оскорбительно. Ты выбрал стратегию по возможности не выходить на работу, но если уж вышел, потому что подошла очередь: не отлынивать, чтобы не подставлять себя и других.

В работе хорошо только то, что благодаря движениям отвлекаешься от грустных мыслей. Но плохого больше: это дополнительная усталость и дефицит калорий, лишний раз проходить через обыск на выходе и на входе в барак, пачкать одежду и даже риск порвать ее или вовсе угробить подошву, если к примеру, копаешь огород. Но самое страшное – это рвать траву на «периметре» голыми руками. Истощенный организм на любую царапину реагирует загноёнными и не заживающими ранами. В качестве лекарств вы располагаете только фурацилином.

«Сытая» Горловка

Второй период лично для тебя начался, когда тебе пришла первая посылка. Это было в феврале 2023 года. К тому времени это было уже не новинкой. Тебя угощали парни из своих посылок и ты уже ощутил забытые вкусы свободы в виде шоколада или орехов. Но когда позвали «на калитку» именно тебя, сердце волнующе екнуло в предвкушении чего-то необычного.

Из соседнего барака позвали другого бойца ТРО, с которым вы были знакомы до полномасштабки и приказали строиться лицом в сторону штаба. «Ну все, ведут к "операм", дело "шить" будут», — с привычкой рассматривать самый негативный сценарий прокручиваешь эту мысль в голове. Но нет, вас ведут за посылками от родных и сопровождающий ласково называет «парни».

В этом вся суть сотрудников колонии, вся шизофрения. Если ты получаешь посылки, то ты с оккупированной территории, значит «земляк», потенциально «свой» какой может оказаться от обмена. Да еще и с «благами» со свободы. Это значит, что у твоих родных есть средства и желания их сюда доставлять. С другой — ты самый страшный тип «бандеровца», русскоговорящий, который поднял оружие против других жителей Донецкой области. Поэтому они любили и ненавидели «посылочников» амбивалентно.

Посылка — это залог того, что ты как минимум будешь меньше болеть и чувствовать себя здоровее. Это шанс прикоснутся вновь к нормальной жизни за забором. Но также это и вызовы. «Испытание серебром», — как гласит старая пословица. Вызов не возгордится, не стать высокомерным, по отношению к тем, кто что-то у тебя просит. Но и не остаться «в дураках». Не стать тем простаком, имущество какого просто выпросят другие, оставив тебя ни с чем. Ты сталкиваешься с перешептыванием за спиной, лестью и завистью. С наглостью и подхалимством, с ситуациями, которые призваны сделать тебя расчетливым, но не эгоцентричным, твёрдым, но не грубым.

Вместе с новыми вещами исчезли блохи, которые стали постоянными друзьями тех, кто сознательно не следил за своей гигиеной.

…Вместе с передачами приходят письма. Ты читаешь забрызганные слезами письма матери, которые проходили несколько этапов цензуры. Ты видишь строки без единого знака вопроса и понимаешь, что родные бояться спровоцировать тебя на эмоцию или информацию, за которую можешь получить наказание.

Родные находят возможности баловать тебя каждый месяц, огромными клетчатыми сумками и мешками из-под сахара со съестным.

«Заваровало вас тут! Сидите, жрете, фашисты охреневшие!», — кричали вертухаи на обысках, распихивая конфеты по бездонным карманам своих бушлатов.

«Посылочников» становиться больше и это хорошо. Потому что есть больше возможности поддержать парней, которые не получают ничего. Ты можешь, как минимум, отдать свою кашу в столовой и оказаться с тобой за одним столом теперь хотят многие.

Даже при «обязаловке» носить синюю зековскую форму, которую выдали примерно в середине ноября, вещи из посылок дорогого стоят. У тебя, к примеру, есть шарф и свитер с высоким горлом. Джинсы или «спортивки» можешь одеть под брюки или в банный день, когда разрешено одевать гражданские вещи.

Вместе с тем тарифы на услуги повышаются. Происходит инфляция. Если ты не хочешь идти на работу — вместо одной сигареты желающему нужно давать две. За дополнительный кусок хлеба, вынесенный из столовой, тоже нужно платить больше тем, кто готов рисковать. Однако выгоду в этом находили все, в первую очередь сотрудники колонии. «Налог» с передач, кому привозили родственники или доверенные лица лично, был практически минимален, а у тех, кто пересылал почтой — могли отобрать очень много. Это было обидно, но не смертельно. В любом случае лучше, чем не получать ничего.

«Живет зона! Ты посмотри, недокуренные сигареты валяются по плацу. Такого раньше не было. Вот что значит сытая Горловка», — сказал один из соседей по кубрику, плюясь в ладонь шкурками от семечек.

Колония в Горловке, где удерживают украинских военнопленных. Фото: Википедия

Пост-посылочный период

«Конец! Финиш! Катастрофа!» — с таких фраз стартовали слухи о запрете посылок, передач и писем. Как при любой плохой новости началась стадия отрицания. Все затаились и стали ждать официального подтверждения. Оно не заставило себя долго ждать. Представители администрации пришли в барак и сказали, что, к сожалению, это правда, подчеркнув, что это не их решение, а приказ из самой Москвы! Дневальные повесили объявление, что обозначало точное прекращение контактов со свободой для военнопленных в Горловке.

«Сытая» Горловка закончилась в июле 2023 года.

«Посылочники» стали адаптироваться под изменившиеся условия. Быть менее расточительными и рациональней пользоваться запасами. Началась новая стадия переоценки ценностей: кто с кем общается из-за выгод, а чьи дружеские чувства искренни. Это было время расформирования некоторых «общаков» и внутренних конфликтов.

Однако всех объединила быстро общая беда. Она называлась смены спецназа, которые приезжали ротациями. Таковы российские стандарты, на которые перешла система тюрем на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей. Люди в камуфляже и в балаклавах сначала просто ходили по зоне, потом стали сопровождать при приеме пищи.

Самыми неадекватными садистами оказались ростовчане. Они заставили выходить из локального сектора согнувшись пополам, устраивали коридор из дубинок и шокеров при входе и выходе из столовой. Могли «подбадривать» электричеством при приеме пищи, а потом еще наказывать человека за то, что он рассыпал еду, когда ему дали разряд тока в локоть. Врезаться в кого-то из спецназовцев, что сделать совсем не сложно, когда ты бежишь с опущенной головой и руками за спиной, получая подачи с разных сторон, было вовсе смерти подобно. Парни, которые совершали такую ошибку, были страшно избиты. В целом, после походов в столовую люди часто попадали в медпункт с переломами или рассечением голов.

Из-за этого у спецназа и администрации колонии возникали даже ссоры. Горловские говорили, что не надо так «жестить и калечить спецконтингент», а ростовчане настаивали, что им их начальство делать это позволяет. В то время поход в столовую стал ассоциироваться со страхом. Наверное, это делалось специально. Создать рефлекс — еда равно боль. Но вряд ли они настолько умны. Просто били когда была возможность.

9 мая 2024 года вышло кровавым. Спецназовцы выстроились перед столовой всем составом и «усердно поздравляли» каждый отряд. Наверное, считали что побеждают нацизм.

Тебе достался только один удар шокером в бедро и пару раз палками по рукам, какими успел прикрыть голову. Снова практически повезло. Однако проход между столами окрасился красным. Человек пять как минимум тогда забрали в медпункт, остальных своими силами откачивали на бараке.

«С праздником, товарищи!», — сказал двухметровый спецназовец, оскал которого был виден даже из-под маски.

Самыми лояльными оказались москвичи, которые просто не обращали на нас внимания, отбывая время. Поговаривали, что в свободное время они ходят в «качалку» и читают книги из местной библиотеки.

Крайней сменой были дагестанцы. «Гордые сыны Кавказа» проявили себя в первый день. Хотели показать, что их надо уважать и бояться. Для этого выбрали простой способ: выборочно избить отряды или рандомных людей. Как бы не сильно рандомных, а тех, кто, по их мнению, не хотел низко опускать голову. После этого дагестанцы вели себя прилично. На входе столовую кто-то из них горизонтально ставил палку, чтобы военнопленные забегали на ней на полуприсядках. Только тому, кто задевал палку макушкой — могло достаться. А однажды они вовсе ввели в ступор местного майора, который отличался жестокостью.

«Почему их бить? Будут нарушать дисциплину — будем бить. А так не надо. Это воины», — сказал один из дагестанцев.

«Латиносы»

Друзья из плена — это не обычные друзья. Больше чем коллеги, ближе чем партнёры, откровеннее, чем самые пьяные собутыльники. Тут ты увидишь, как один молодой пограничник помогает морпеху с ампутированными пальцами приводить себя в порядок после туалета, как парни учат друг друга зашивать одежду и ремонтировать обувь, как выбирают вшей из одежды тех, чье зрение не позволяет идентифицировать паразитов.

Сразу понимаешь, что основная масса тех, кто на бараке — защитники «Азовстали», но пока что тут нет ни одного «азовца». Есть земляки из Мариуполя. Сразу становится веселее. Залечив последствия «приемки», начинается этап знакомств и поиски компании по интересам. Бойцы НГУ, ТРО, сотрудники военкомата, артиллеристы и разведчики, солдаты и офицеры. Поражаешься, тому, что у тебя, как по-сути у гражданского человека, много общего с этими людьми и даже находишь того, с кем пересекался «в прошлой жизни».

Вспоминается цитата Берроуза из книги про Тарзана, что настоящая «близость душ рождается из равенства умов». Это до сих пор отзывается теплом в тебе, когда вспоминаешь свою компанию в Горловке, которая полноценно сформировалась уже при переселении на барак номер №2.

«Латиносы» — так называли себя мы, иронизируя над криминальной субкультурой, но и стараясь вычленить из нее крохи полезного для себя. «Латиносы» — это была «семья», группа, группировка если хотите. В основном — русскоговорящие выходцы из Донецкой области, патриоты Украины — без исключения. Нас было не много, человек 8, на самом пике — 9, но это была солидная коалиция, с которой все считались. Почти каждый «латинос» получал посылки со «свободы». Каждый отдавал на «общак» группы все, оставляя за собой право иметь немного собственного, употребляя лично или угощая друзей вне группы. Это была экономическая сила. А сила дарит привилегии. Звучит очень надменно, но «латиносы» благодаря запасу своих сигарет и провианта, могли покупать себе время. Время использовать на отдых, физические тренировки, развитие. Банально, но приятней же просто почитать книгу, порисовать, разгадывать кроссворд или поучить бесконечные неправильные глаголы в английском, чем махать лопатой. Т.е. «латиносы» позволяли себе по возможности не ходить на работы, не тратить время на дежурство у окна, высматривая подход сотрудников администрации, выбирать лучшие книги, а также пользоваться порошком и жидким мыло. Благодаря передачам, со скудных трех приемов пищи в столовой, мы увеличили свои приемы пищи до 6. Перекусы бутербродами, сало, сладости, сухофрукты, овощи по сезону, паски на Пасху, даже сухое молоко. То, о чем многие могли только мечтать — то было у «латиносов».

Наверное, так и создавались кланы на всей планете Земля не зависимо от века и континента.

«Так, мы захватим барак, потом зону, потом Горловку, а затем всю «ДНР!», — шутили «латиносы», понимая, что реально, при каком-то невероятном стечении обстоятельств, хватило бы средств и ума это сделать.

«У нас так свадьбы прокурорские гуляют», — с завистью говорили сотрудники колонии Донбасса, который «кормил всю Украину», выдавая сумки передач военнопленным.

В цену небольшого откупа можно было иметь более спокойную жизнь на бараке, не попадаться на глаза вертухаям и уменьшить количество обысков. Бывало так, что завхоз говорил, что с «вахты» позвонили и попросили принести определенный список продуктов. «Латиносы» и другие подобные образования собирались, проводили переговоры и скидывались на своеобразную дань. Как результат — хорошее самочувствие, уверенность в себе, подобие физической формы и благоприятные отношения со всеми другими, находящимися в бараке. Приятных тебе людей, если они не наглеют, ты можешь угостить конфетой или дать немного шампуня. Даже не искренние улыбки и иллюзорное расположение дарит как минимум вежливость и формальное уважение.

Когда кто-то из группы получал передачу — начиналась распаковка и расфасовка, с рациональными методами хранения. Что нужно съесть первым, что могут забрать при «шмоне», что перепрятать так, чтобы не забрали. В любом производстве есть излишки. И они не должны накапливаться. Чтобы этого не было — «латиносы» старались угощать сигаретами остальных.

Но, главное было даже не это, не материальные блага. Каждый имел ответственность перед другими, понимал, что он представляет не только себя, но и свою компанию; не мог показывать слабину, а если показал — получал поддержку друзей. В это сложно поверить, но каждый из твоих друзей там — неординарная и глубокая личность с мощной жизненной историей, личной трагедией и личным счастьем. Кто-то рисует как Пикассо, кто-то сочиняет стихи как Рембо; были люди, которые написали полноценные книги в плену, кто-то имеет достижения национального уровня в спорте, знает наизусть классиков, обладает огромным ассортиментом кулинарных шедевров в голове или играет на музыкальных инструментах. Знает все о чем то и немного обо всем. И просто, естественно, хороший человек. Ты можешь говорить часами с каждым по отдельности, смеяться или молчать все вместе.

А как «латиносы» праздновали Дни рождения друг друга? В обязательном порядке создавалась открытка с пожеланиями. В стихах и с рисунком. В тайне от именинника проводилось собрание, на котором тезисно набрасывались пожелания и обменивались идеями относительно изображения. В день «Икс» именинник получал особую порцию внимания и поддержки, а в «каптёрке» проходила торжественная церемония вручения подарков. К примеру, автору сего текста подарили возможность читать «451 градус по Фаренгейту» в индивидуальном формате, не деля книгу ни с кем, что является огромной редкостью. Особым праздником было, когда удавалось создать торт из остатков печенья, вафель и всего другого, перемазав все это дело сгущенкой.

И знаете что? Суровые, стриженные на голо, опалённые войной мужчины в одинаковой синей форме плакали, в дружеских объятиях друзей. Вы не увидите такого больше нигде, да и дайте вами боги никогда не увидеть.

Эвакуация из Горловки

Время шло, книги читались, учился английский язык, люди «притерлись» между собой и привыкли ко спецназу. Но война — дело динамичное. Вы начинаете слышать канонаду и перешептываться между собой, что «идут наши». Зреют шутки, что ССошники высадятся на промзоне и освободят военнопленных и слухи, что Горловка в полукольце. Все это опасный юмор и мечты в порядке бреда. Но взрывы все громче и ночами слышится гул колон.

И вот в одно утро 20 июля 2024 года до вас доходит информация, что замполит зоны кричал в телефон: «Да! Да! Сворачиваемся!». Ты понимаешь, что будет не этап, а реальная эвакуация. После череды противоположных команд, решили все же заставить военнопленных вынести все кровати и постельное белье в локальный сектор и погрузить в машины. «Лишь бы не в Рашку», — думаешь ты, перетаскивая железный хлам. Слухи разносятся быстро и ты понимаешь, что часть людей поедет на Торец, а часть в Кировск. Твоя фамилия в первой части списка, поэтому в Кировск.

Эти сутки запомнятся как отправление в новую неизвестность.

Вещи собраны по сумкам. Но ты уже наученный горьким опытом и знаешь, что «больше вещей — это больше проблем». Поэтому часть оставляешь просто на полу, тетрадь с рисунками и английским языком уничтожаешь, чтобы это не стало поводом для повышенного внимания на обыске.

Грустно и печально прощаться с друзьями. «Латиносы» распадаются и ты понимаешь, что возможно, много с кем не увидишься больше никогда. Минуты суеты чередуются с душевными посиделками, хотя каждый занят своими мыслями и делами.

Начинают каждые два часа объявлять построение на плацу и выкрикивать фамилии на этап. Это длиться с обеда и до следующего утра. Люди выходят ночью, строятся под фонарями и ждут когда их позовут грузиться в машину. Все проходит относительно прилично, несколько раз спецназовцы били тех, кто сильно вертел головами. Кто-то додумался выйти на построение со своим тазиком и за это его сбили с ног и лупили палками на асфальте.

Исходя из логики названых фамилий, ты понимаешь, что поедешь чуть ли не «крайний». Наверное, это не плохо. Можно много раз сходить в туалет, чтобы не было сюрпризов в дороге и без страха быть застуканным поваляться на полу в ожидании твоего этапа. Режим колонии пал. Все живут без режима и даже в столовую ходят без песен. Людей сгоняют в пару бараков и ты видишь некоторых мариупольцев.

Сумбурная, бессонная ночь с выходами на плац. Наконец-то доходит очередь. Вот вы уже стоите перед своим спец транспортом и даже без обыска готовитесь быстро вбегать в кузов, наклоняя головы.

«А ты, ты откуда?», — спрашивает у одного твоего товарища-«азовца» спецназовец.

Не сиделось же ему на своем месте и захотелось общения.

«Я – из Харькова», — отвечает он.

«В Харькове нормальные пацаны живут. А ты — какой-то харьковский урод».

С этим словами спецназовец ударил дважды азовца в лопатку и приказал грузиться в машину.

Продолжение читайте в следующей, заключительной части…