Прогресс регрессирующего избирательного закона

Дискуссия о том, удастся ли президентской команде изменить правила предвыборной игры и пересмотреть принципы формирования парламента, набирает ожесточенных публичных оборотов.

Принятие нового избирательного закона, по крайней мере, в том варианте, который был предложен Министерством юстиции, станет определяющим фактором для выстраивания геометрии будущего политического режима.

Вопрос стоит не только о правовой адаптации избирательного законодательства под новые политические условия, как это не раз происходило накануне предыдущих выборов.

Речь идет о переформатировании партийного режима и электорального дизайна, который сложился в 2004–2010 годы, а отсюда уже — о намерении перестроить работу парламента в соответствии с политико-административными требованиями президентской вертикаль власти.

За период последних парламентских выборов (2006, 2007 гг.) в Украине обозначилась конфигурация партийной системы, начали формироваться стабильные электоральные кластеры, а логика голосования «за хорошего человека» постепенно сменилась логикой выбора «своей» партии.

У избирателей уже сложились контурные электоральные предпочтения и политические симпатии. Кроме того, появился опыт выбора не просто между схожими партиями, а выбор политического и экономического курса, который этими субъектами избирательного процесса предлагаются. А потому возвращение «мажоритарки» вряд ли будет означать отказ от практики партийного голосования.

Но от того, по какому сценарию пройдут выборы 2012 года, будет зависеть модель будущего политического режима и, соответственно, предвыборная повестка власти на 2015 год.

Каковы же ключевые новации избирательного закона и стратегия власти?

Во-первых, власть настраивает, что смешанная система поможет преодолеть феномен лидерских партий и тем самым «приблизить» депутатов к избирателям. Однако при этом сохраняются закрытые списки, а мажоритарщикам предлагается добровольно-принудительный выбор между ресурсами партий (медийными, агитационными, финансовыми, административными) и персональными возможностями (перечень тот же).

Понятно, что в условиях, когда власть сильна, а общество слабо, независимых кандидатов не будет, а партии в ключевых для себя регионах будут делать ставку на известные персоналии, которым по тем или иным причинам не хватило места в парламентских списках.

Значит, мажоритарное голосование ограничиться соревнованием по поводу того, чей политико-административный ресурс сильнее. Понятно, что такое голосование к выбору избирателей никакого отношения не имеет.

Во-вторых, замена пропорциональной системы старым новым вариантом смешанной модели выборов должна, по замыслу авторов, фрагментировать парламент, размыть партийное представительство, тем самым создав предпосылки для фабрикации пропрезидентского большинства.

Причем это большинство должно формироваться на основе доминирующей партии — Партии регионов, к которой будут прислоняться мажоритарщики на персональной или партийной основе.

Формирование подобного рыхлого, но стационарного большинства призвано, с одной стороны, обеспечить полное послушание парламента, а с другой — уйти от необходимости заключать коалиционные соглашения с какими бы ни было партнерами.

В любом случае ПР будет моделировать выборы таким образом, чтобы по итогам избирательной кампании сформировать однопартийное большинство. Поэтому нынешние коалиционные партнеры окажутся вытесненными в мягкую лояльную оппозицию, тогда как радикалам придется довольствоваться ролью слабых, маловлиятельных, уличных и внесистемных движений, которых вследствие их разрозненности можно будет спокойно контролировать.

Видимо, власть хочет повторить российский опыт 2003 года, когда «Единая Россия» с 37,6% голосов за партийный список и 23,5% голосов в округах получила две трети мест. Если 300 голосов в украинских условиях пока еще виртуальная реальность, то 250–260 мест вполне осязаемая цель.

В-третьих, повышение избирательного барьера до 5% означает, что власть делает ставку на консервацию партийной системы. Данный барьер можно считать высоким, поскольку в двух последних каденциях парламент даже с порогом в 3% не имел сильной партийной фрагментации — в ВРУ проходило 5 партий.

В условиях неустоявшейся партийной системы повышение избирательного барьера вкупе с отказом от пропорциональных выборов приводят к оформлению двух фронтов — власти и оппозиции.

Но, поскольку власть консолидирует своих сторонников в рамках одной политической силы, а оппозицию фрагментирует на контролируемую и неконтролируемую, то конечной целью избирательных манипуляций является установление партийного режима с одной доминирующей партией.

В-четвертых, запрет на участие блоков в избирательной кампании можно назвать нонсенсом для многопартийной системы, тем более несформированной.

Блоки — этот демократический механизм становления и взросления партий, формирования устойчивой партийной системы. Отмена блоков — это отказ от политических и возвращение к административным, навязываемым инструментам контроля над депутатским ресурсом и системой представительства.

Вместе с тем, если посмотреть на эту проблему шире, то юридический запрет на партийные блоки означает отмену и блоков парламентских. Другими словами, создаются легальные препятствия для консолидации оппозиционных демократических сил в партийном и парламентском поле.

В-пятых, ликвидация нормы «против всех» в условиях роста дефицита социальной лояльности к партиям и политикам способствует снижению явки избирателей.

Учитывая, что партия власти располагает институционализированными механизмами административного давления, принуждение к голосованию будет способствовать росту электоральной лояльности ПР как по пропорциональным, так и по мажоритарным спискам.

Этому способствует и сохранившееся модель относительного большинства, когда в мажоритарном округе условно-виртуальный кандидат «против всех» мог бы занять первое место. Поэтому выдвижение кандидатов будет согласовываться с вертикалью. На местном уровне, как известно, больше возможностей отсеять неугодных кандидатов, тем более что при минимальной явке, как показывает опыт, больше шансов получает провластный, нежели оппозиционный кандидат.

Принимая решение о ремиссии смешанной избирательной системы, власть не учитывает, что экономическая, да и политическая ситуация по сравнению с 90-ми годами в корне изменилась.

Мажоритарная система работала тогда, когда были слабы политические партии, которые подчас не имели своего представительства даже в местных советах, когда не была проведена приватизация, а предприятия полностью зависели от государственного и местного бюджетов. Поэтому основная часть избирателей находилась в прямой зависимости от ресурсных возможностей местных «царьков» или того же государственного бюджета, что, естественно, способствовало укреплению мажоритарной системы и региональных позиций местной элиты, которая посредством парламентских выборов получала шанс трансформироваться в элиту национальную.

Но сейчас финансовые отношения между избирателями, точнее, гражданами и государством изменились. Уже сформировался, пусть слабый и неуверенный в своих интересах собственник, который в обмен на уплачиваемые налоги намерен получить инструменты влияния на принятие политических решений.

Но власть вместо того, чтобы и дальше развивать партийную систему, посредством налогового и административного давления заставляет гражданина/избирателя связывать себя с государством новыми клиентистскими обязательствами и тем самым отказывает в праве на политическое представительство своих интересов.

А химический экстракт избирательной системы, который готовит власть, может оказаться взрывоопасным для самой вертикали и выстроенного ею режима.

Ведь реальные интересы, в том числе экономические, окажутся вне политического представительства и вынуждены будут себя защищать себя внепарламентскими формами политической борьбы.