Родные погибших на шахте им. Засядько помощь от государства получали через суд

По информации, обнародованной вчера Главным управлением статистики в Донецкой области, на шахтах региона в 2010-м погибли 74 человека.

За цифрами статистикой — судьбы сотен близких погибших горняков. «Сегодня» поинтересовалась, как им живется и с какими трудностями они сталкиваются

Дончанка Полина Коломоец, госслужащая Пенсионного фонда, потеряла мужа-шахтера в ночь с 17 на 18 ноября 2007 года. Андрей Коломоец в свои 30 лет стал жертвой самой крупной аварии в истории Украины. Тогда на шахте Засядько взрыв метана унес жизни 109 человек. По словам Полины, родные погибших получили различные виды компенсаций. В частности, 30 тыс. грн. выделил Благотворительный фонд Бориса Колесникова на каждого ребенка, оставшегося без отца.

По 100 и 40 тыс. грн., соответственно, выделили Ринат Ахметов и ДМЗ. А Кабмин решил выделить квартиры для каждой из семей. Из-за несовершенства законодательства и бюрократии многим приходилось отстаивать свои права в суде. «К примеру, по закону, выделили трехмесячный заработок родителям погибших (в частности, муж Полины получал от 3 до 4 тыс. грн., — прим., авт.), а также пятилетний заработок — на семью. Но жены и дети в эту категорию не входили. К тому же при отсутствии совместной прописки с погибшим, даже если есть свидетельство о браке, приходилось доказывать, что мы жили вместе, чтобы получить льготы. Многие семьи из-за этого судились — вдовы, например, с родителями мужа. Это были тяжелые разбирательства, когда близкие люди порой вели себя неадекватно», — вспоминает первые месяцы после аварии Коломоец.

После аварии на шахте жизнь заставила шахтерских вдов разбираться в юриспруденции. «В протоколе правительственной комиссии про меня было написано, что жилье мне положено только в том случае, если квартиру, в которой я живу, признают нежилой. Т. е. это должно быть какое-нибудь аварийное жилье. Пришлось нанимать адвоката, вместе с которым и удалось постоять за себя», — говорит Полина. И до сих пор, спустя три года после аварии, выписки из протоколов и актов правительственной комиссии, касающиеся аварии, доставляют проблемы семьям ушедших горняков.

«То, что выдали родным всех погибших тогда ребят, — это не документ, а самая обычная бумажка. Эти материалы должны быть прошиты, пронумерованы, на каждом листе должны стоять подписи и печать, но этого нет. Эти бумаги, с которыми мы приходим в разные инстанции, не являются юридически нормальными. В частности, в них прописано, что мой сын имеет льготы по поступлению в вуз. Но когда придет время, я не смогу это доказать при помощи этих бумаг. За оригиналами протоколов нужно ехать в Киев, и то не факт, что мы их получим», — рассказывает «Я не хотела, чтобы муж работал под землей. Но он — потомственный горняк и принял такое решение. Жаль, нашим законодателям и политикам „фиолетово“, что с нами будет дальше. Так что рассчитываем только на свои силы», — говорит вдова шахтера.

Тяжелей всего, по признанию Коломоец, без отца приходится ее 10-летнему сыну. Мальчик не хотел до последнего верить, что отец погиб. «Когда я приехала в день взрыва на шахту, мне целый день не могли сказать, что с мужем. Но коллеги супруга рассказали, что при таком мощном взрыве шансов выжить нет. Я сразу же позвонила сыну и рассказала ему обо всем. А он мне сказал: «Мам, пока отца не достали, он еще живой!», — вспоминает дончанка.

Сейчас Сергей получает ежемесячное пособие, а из льгот — только лишь бесплатное питание в школе и бесплатный проезд в общественном транспорте. Сам мальчик еще не определился, кем хочет стать в будущем. Но на вопрос, хочешь ли быть шахтером, четвероклассник отвечает: «В шахту? Не-е-е-е-ет!».