«Война может и закончится, но не для нас». Будни украинских саперов на минах

Журналисты побывали в Харьковской области. Несмотря на то, что эти районы были деоккупированы прошлой осенью, они до сих пор таят в себе опасность в виде оставленных мин и неразорвавшихся снарядов. Очистить территорию от взрывоопасных предметов призваны саперы Государственной службы по чрезвычайным ситуациям Украины. Как они работают недалеко от линии фронта — читайте в материале hromadske. «Новости Донбасса» публикуют его в рамках партнерства.

Высокая густая зеленая трава достает до колен. Я стараюсь не отставать от группы саперов ГСЧС и оператора впереди меня. Мы идем по узкой тропинке, а дальше перед нами открывается небольшой склон, за которым стоят дома.

— Будьте осторожны — смотрите под ноги и не заходите в траву, — говорит один из саперов.

— Россияне отступили, и весь низ оврага оставили заминированным, в этой траве куча трупов,— добавляет другой сотрудник ГСЧС.

Мы в 50 километрах от Белгородской области. Деоккупированная Харьковщина считается одним из самых заминированных регионов Украины. С начала сентября 2022-го, когда ВСУ освободили эту область, саперы ежедневно работают над разминированием земель. За прошлый год им поступило около 22 тысяч заявок от гражданских, к концу 2022 года необработанных осталось 1,5 тысячи, остальное — удалось закрыть.

Сотрудники ГСЧС на деоккупированной территории Харьковской области, в 50 километрах от Белгородской области. Фото: Алексей Никулин / hromadske

«Сейчас заявок не так много, но работы все равно хватает. Все больше людей возвращается в свои дома. Мы можем приехать по заявке к человеку, а там еще из трех домов придут и скажут, что у них тоже что-то во дворе. Так можем на одном месте застрять надолго», — говорит сапер Максим.

«Все зависит от фантазии минера»

Всего в Харьковской области работает около 35 групп саперов. Часть из них занимается только инфраструктурными объектами, которые приоритетны, чтобы коммунальные службы могли быстрее восстановить электричество. Есть группы, которые также принимают заявки у гражданских. Именно с такой командой из шести человек мы работаем в течение двух дней.

Сотрудники ГСЧС ищут мины и обломки российских снарядов в Харьковской области. Фото: Алексей Никулин / hromadske

— Здесь я уже была и ходила, но только до забора, дальше мне было страшно идти, — говорит местная жительница Татьяна, когда мы подходим к ее дому. — Там дома нет, его разбомбили. Осталась только пасека, я планирую ею дальше заниматься.

Двое саперов идут осматривать территорию.

— А можете мой дом просмотреть тоже? Они жили на нашей улице, я боюсь заходить на свой участок, — подходит к остальным саперам местный житель.

Мужчина ломом открывает дверь в свой дом. Он здесь в первый раз с самого начала полномасштабной войны. Сначала в дом заходит сапер. Он тщательно смотрит и осторожно поднимает разбросанные вещи. россияне традиционно оставили после себя погром.

Сотрудники ГСЧС ищут мины и обломки российских снарядов в Харьковской области. Фото: Алексей Никулин / hromadske

— Здесь все чисто, — кричат ​​ребята сзади дома. — Ульи никто не трогал.

— А на что в первую очередь нужно обращать внимание, когда заходишь в дом? — спрашиваю сотрудника ГСЧС, который выходит из дома.

— На все нужно смотреть, особенно под ноги. Растяжки они (россияне, – ред.) могут поставить везде. Зависит он от фантазии минера.

«Страх — наш помощник»

Первый выезд во время полномасштабной войны для ребят начался в 7 утра. После прилетов по Харькову.

«На Циркунах (село к северу от Харькова, — ред.) мы уже встретили россиян. Они перекрыли дорогу. Мы подъехали, они говорят нам, чтобы мы разворачивались. Мы сначала не поняли, что это россияне. Думали, наши. Начальник группы говорит водителю, чтобы он их осторожно объезжал и ехал дальше. Водитель нажал на газ, а неизвестный мужчина перезарядил автомат и навел на нас», — рассказывает сапер Андрей.

Сотрудник ГСЧС на деоккупированной территории Харьковской области. Фото: Алексей Никулин / hromadske

— Стрелял или нет? — спрашиваю ребят.

— Нет, тогда всех просто разворачивали назад. Начальник говорит: «Пропусти, нам людям помогать надо». А я смотрю на шеврон у мужчины с автоматом и вижу, что там написано: «Россия». Говорю начальнику шепотом: «Это русские». А он к нему потом: «Пропусти, людям помочь надо», — продолжает историю Максим.

Россияне сказали, что будут считать до трех и если саперы не развернутся, то откроют по ним огонь. Командир группы продолжал просить, чтобы те пропустили их, но после счета «два» ребята поняли, что россияне не шутят.

Сотрудник ГСЧС Максим. Фото: Алексей Никулин / hromadske

После того случая, говорят саперы, они еще не раз попадали под минометные обстрелы, когда выезжали на рабочие вызовы. Однажды даже с журналистами.

«Мы, как всегда, закрывали заявки, ехали по городу и вдруг попали под обстрел “Градами”. Взрывалось везде: спереди, сбоку, сзади, но мы уехали невредимыми», — говорит Максим.

«Страшно и сегодня, и вчера, и с первого дня. Но такой страх — наш помощник, потому что когда он пропадает, то ты становишься опрометчивым, а значит, стоит менять работу», — добавляет Максим немного позже.

Богдан — руководитель группы саперов — и его коллега Максим ищут остатки российских боеприпасов. Фото: 
Алексей Никулин / hromadske


«Ловушки для минеров»

Мы заезжаем в очередную деревню. Саперы говорят, что нужно быть более бдительными — россияне оставили здесь немало противопехотных фугасных мин «Лепестков». Сотрудники ГСЧС идут в дом, где их ждет местный. В саду за ним лежит парашют — как он там оказался мужчина не знает, вероятно, его оставили после себя россияне, что под ним — тоже неизвестно.

Богдан — руководитель группы саперов — достает веревку с крючком и говорит, чтобы все зашли за дом. Его коллега Саша идет с веревкой к парашюту, осторожно цепляет на него крючок и отходит к остальным на безопасное расстояние. Саперы тянут за веревку и говорят, что должны немного переждать. Неоднократно бывали случаи, когда взрывчатка срабатывала лишь спустя некоторое время.

«Однажды у другой группы взрывчатка сработала через полтора часа после того, как ее "дернули" саперским крючком. Один сапер погиб на месте, еще одного ранило. Никто не знает, почему она сработала спустя столько времени. Они делают ловушки для нас», — рассказывает Андрей.

Сапер ГСЧС Алексей несет обезвреженные остатки российских боеприпасов. Фото: 
Алексей Никулин / hromadske

Когда освободили Балаклею, говорит Максим, их коллеги нашли российское руководство по нестандартному минированию местности: «У нас не все металлоискатели могут распознать мину, потому что некоторые из них — пластиковые. Кроме того, россияне часто делают сложное минирование: закапывают первые мины, потом кладут сверху еще одну, берут ПВХ-трубу, подсоединяют к ней взрывчатку и закапывают снова. На трубу кладут брусок. Машина наезжает на него, он придает этому всему усилие, и происходит мощный взрыв. Это почти 18 килограммов тротила. Шансов выжить после этого нет».

— Вам после таких историй не становится страшно?

— Да не очень. Мы семья, постоянно вместе. В глубине души переживаем, но никто этого не показывает. Мы стараемся морально не привыкать друг к другу.

Раньше, говорит Андрей, в ГСЧС мало кто шел. Во время войны число желающих работать в структуре увеличилось: «Начальник часто спрашивает новых работников: “Вы готовы, чтобы вашим именем назвали школу? Если да, проходите собеседование, психолога и можете работать”. Многие отказываются, потому что это риск для жизни, ведь подрывы у нас уже были».

Сотрудник ГСЧС в Харьковской области несет изъятые неразорвавшиеся боеприпасы. Фото: 
Алексей Никулин / hromadske

Через несколько минут мы выходим из-за дома. Взрывчатка не сработала. Саперы забирают парашют с неизвестным предметом себе. Андрей говорит — сейчас необходимо продолжать быстро очищать территорию, ведь в случае контрнаступления сотрудникам ГСЧС тоже придется идти дальше.

«Надо успеть сделать здесь большую часть работы. Кто-то останется, а часть уйдет. Война, может, и закончится, но не для нас», — говорит Андрей.



Материал создан при поддержке «Медиасети»