Мёртвые души Тореза

Скандал вокруг торезского дома интерната продолжает набирать обороты. Начавшись неделю назад с оскорбительно-скандальных сенсаций в лондонском издании, сегодня в него уже вовлечены ряд государственных ведомств, десятки СМИ, общественники… Попытка властьимущих «не заметить» материал британских журналистов провалилась, ряд мер по дискридитации авторов с туманного Альбиона и их источников только подлили масла… Мне, редактору газеты «Мiсто Дiтей» посещавшей торезский интернат с 2001 года более десяти раз, представилось побывать на месте событий как говорится «на генеральной репетиции» в канун организованного властями пресс-тура. Декорации уже смонтировали, роли счастливых и заботливых розданы… О детях Тореза, с болью.

До «потёмкинской деревни»


В пятницу отчиталась областная прокуратура, бодро отрапортовав о проведенном за три дня расследовании в Торезском интернате. Отчиталась странно, сославшись на заключение торезской СЭС и справку о состоянии здоровья мальчика, датированную 2009 годом. Зато оперативно. Лично моё огорчение вызывает не тот факт, что прокуратура не обнаружила фактов голодных смертей в детдоме, а то, что управилась так быстро. Ведь время, когда в интернат приезжают всякие проверяющие, со слов воспитанников — «блаженное время». В эти дни и готовят вкусно и игровые комнаты с новенькими развивающими конструкторами отпирают, и даже сами конструкторы распаковывают. Есть надежда, что после проверки такого уровня эффект этот продлится еще какое-то время.

Впервые я побывала в торезском интернате в 2001. Долго потом не могла забыть эту поездку. Угрюмый интерьер, спертый запах и одетые в непонятного цвета и размера одеяния люди разного возраста, в основном дети. Отдельное впечатление произвели лежачие — подкладные клеенки, на которых они лежали, через одного не были покрыты пеленкой. Видимо так проще было за ними ухаживать. Вот только от опрелостей они явно не помогали.

Возможно, реакция воспитанников на привезенные гостинцы была просто проявлением радости, но детей, сбивающих с ног волонтера с коробкой печенья и запихивающих себе это печенье в рот, в карманы, за пазуху, я увидела впервые. Фрукты мы не успевали чистить — малыши и дети постарше с жадностью поглощали их вместе с кожурой — бананы, апельсины, мандарины. Многие не знали их названий — «Дай мне это! Дай еще!» — с мольбой в глазах они тянули руки…

После первой поездки я думала, что не смогу вернуться туда больше. Но со временем поняла, что часто думаю об этих несчастных — как только появлялась возможность, я ехала в Торез снова — с волонтерами общественной организации, с людьми, которые узнав о такой беде откликались целыми коллективами, просто со своими друзьями. Одна из поездок была проспонсирована просто гражданской инициативой — моим мужем и его друзьями, затем — коллективом налоговой администрации, несколько последующих — коллективом «Укрпочты», иногда эти поездки дополняли взносы христианских миссионеров. Люди жертвовали все: одежду — новую и ту, из которой выросли собственные дети, водонагревательные баки, варенье, деньги на угощения, медицинские товары, средства гигиены, игрушки.

Мы приезжали в разное время — утром, днем, вечером, но ни разу я не увидела детей за занятиями. Несколько раз мы заставали их сидящими в «комнатах для досуга», если их можно так назвать — это комнатушки размером в 10–12 квадратных метров, где из мебели — две деревянных лавки вдоль стен. Там дети сидели, ходили, толкали друг с другом под присмотром няни. В пустой комнате — ни игрушек, ни книг, ничего — только две деревянные лавки. Игрушки нас просили не раздавать детям в руки, объясняя это тем, что они будут немедленно ими испорчены и выброшены в канализацию, «а ее потом прочищать». Нас просили передать их персоналу, чтобы отправить в игровые комнаты, где дети смогут воспользоваться ими под присмотром воспитателя. Впервые за полтора десятка посещений такие комнаты я увидела лишь 11 февраля 2011 года — в разгар проверки прокуратурой.

Гламур

Поездка была организована депутатами от партии «Сильная Украина». Видимо узнав о проблемах заведения, они решили прояснить для себя ситуацию и оказать посильную помощь — привезли воспитанникам интерната витамины, иммуностимуляторы, фрукты. Журналистам было предложено присоединиться к поездке, зная, что не все имеют редакционный транспорт и смогут посетить оказавшееся в центре внимания учреждение. Я отправилась в качестве журналиста интернет-портала Сети правозащитных детских центров Донбасса и газеты «Город детей» — независимых изданий, освещающих проблемы сиротства.

Я не ждала от этой поездки никаких сюрпризов, но была ошеломлена. Вместо обычной серо-бурой картинки, гостям показали уютные комнаты, в два слоя устланные коврами. «Мягкий инвентарь», как назвала его одна из сотрудниц, покрывал даже пол в коридорах и длинном переходе между корпусами. Обычно зимой здесь было скользко как на катке — влажный деревянный пол покрывался тонкой корочкой льда. На въезде на территорию мы увидели двух кочегаров, грузящих уголь — в помещениях было настолько жарко, что в половине из них были открыты оконные форточки. Приятная роскошь для жителей интерната, привыкших мерзнуть и слышать, что «уголь плохой завезли».

Ковры были хороши — новые, не затертые, местами даже с характерными заломами — невооруженным взглядом видно, что они еще не успели отлежаться и развернули их прямо накануне приезда гостей.

Те самые игровые были заполнены нарядными детьми и сотрудницами интерната в накрахмаленных белых халатах. Множество белоснежных халатов, демонстративно внимательных и заботливых, они сидели за столиками и играли вместе с детворой в развивающие игры. Новенькие конструкторы выглядели как на витрине магазина. Конструкторы моего ребенка, которые он активно эксплуатирует каждый день, выглядят совсем иначе.

Больше всего поразил старый знакомый — один из героев публикации в The Sunday Times — Максимка. Малыш с лучистыми широко распахнутыми глазами, не веря своему счастью, глазел на бассейн, заполненный пластиковыми мячиками. Это был первый раз, когда я увидела этого ребенка в игровой. Как часто он видел эту красивую комнату — секрет. Обычно Максима мы наблюдали лежащим в кроватке. Я счастлива, что хотя бы благодаря таким обстоятельствам этот малыш получил возможность провести время в игровой комнате.

Я была единственной из визитёров этой поездки, кто мог сравнить отличия интерната ранее «в мирное время» и сегодня в период высочайших проверок, вызванных сигналом из… Лондона.

Дети Тореза

Не будучи медиком, я не берусь судить о крайних степенях физического истощения у детей, голодных смертях, о фактах обнаружения которых нам сообщили британцы. Но с уверенностью могу сказать о том, что развитие, которое они там получают не всегда соответствует их потребностям. И речь, в первую очередь о тех, кого никак нельзя отнести к «контингенту» 3–4 профиля.

Во время визитов мы познакомились с несколькими «умниками» — так сами себя называют воспитанники интерната, которые вполне связно разговаривают, без проблем передвигаются и не имеют серьезных отклонений в физическом и психическом развитии.

Трагедия этих людей, большинство из которых воспитывались в торезском интернате с детства в том, что по неведомой причине они оказались в одних условиях с теми детьми, тяжесть заболеваний которых не позволяла им полноценно развиваться. По неведомой причине они были причислены к «необучаемым» и утратили шанс на хотя бы минимальное, адаптированное образование. Сегодня этим женщинам 20–30 лет и говорить об их праве на образование вроде бы бессмысленно. Я знаю, что именно благодаря сердечности и энтузиазму отдельных сотрудниц эти дети научились азам письма и счета. Некоторые занимаются рукоделием. Но это была лишь личная инициатива отдельных сотрудниц. «При случае», бессистемно и бесперспективно. И эта инициатива не дает им шанса продолжить обучение сейчас — в их возрасте.

Одна из таких воспитанниц — Наталья Горпинченко долго боролась за право быть отчисленной. Дееспособной, совершеннолетней девушке понадобилась целая вечность и поддержка юриста, чтобы «уговорить» интернат услышать ее пожелание. Девушка хотела учиться и проявляла удивительную целеустремленность. Окажись она в свое время в учреждении другого профиля, у нее была бы профессия. Но не судилось. До 29 лет Наташа прожила в статусе необучаемой. Позиция директора «за забором тебя никто не ждёт, ты — никто», медлительность медицинских бюрократов стоили девушке почти двух мучительных лет борьбы за свободу.

Ее история в 2008 попала в объектив камеры телеканала СТБ, но резонансности репортажа не хватило для того, чтобы повлиять на судьбу девушки.
Сейчас Наташа пытается поступить в вечернюю школу или начать учиться экстерном. Для этого ей не хватает справки из интерната, где говорилось бы о том, по какой программе и в каком объеме она освоила программу начальных классов. Оправдания, что «я умею читать и считать» не могут заменить этого документа. Дальше — больше. Оказавшись «на свободе», Наталья выяснила, что она нетрудоспособна. Энергичная, подвижная, сообразительная — согласно документу она имеет противопоказания к работе.

Никогда не сможет получить нормальную профессию и ее подруга по несчастью Люда Микита, сбежавшая в 20 лет из торезского интерната. Я не буду говорить о причинах отчаянного поступка, но предположу, что не от хорошей жизни. Сегодня Люда — молодая мама. Купила заброшенный домик на окраине города, сделала в нем нехитрый ремонт, вышла замуж, воспитывает ребенка и строит планы на будущее. Но впереди у нее то же препятствие — статус нетрудоспособной. Молодая женщина, которая за пару месяцев привела в порядок дом, выполняя половину ремонтных работ своими руками, засадила огород во дворе, пока еще не вполне осознала, что это значит.

А сколько еще таких повзрослевших «умников» продолжают жить в учреждении 3–4 профиля? Я могу назвать как минимум пятерых, но их значительно больше. При нынешнем положении дел перспектива у них одна — бесцветное существование и смерть в доме престарелых.

Вместо того, чтобы дать способным шанс на полноценное развитие и перевести в учреждение, где эти люди могли бы реализовать свой интеллектуальный потенциал, в 2008 году администрация интерната сделала им очередной подарок. Медико-судебная экспертиза, куда были направлены дееспособные воспитанницы, признала абсолютное большинство из них недееспособными. Последствия этого решения девушки почувствовали сразу же, утратив право распоряжаться своими пенсиями — оно перешло к их опекуну, директору интерната Александру Васякину. Теперь он решает, что им нужнее — колбаса или шампунь. Списки с пожеланиями не принимаются — опекуну видней, в чем нуждаются молодые женщины.

Во время последнего визита из уст Александра Васякина звучала хорошо подготовленная речевка о том, как много делается в интернате для того, чтобы помогать воспитанникам развиваться и преодолевать поставленные природой препятствия. Результаты этой работы представлялись как весьма успешные. Но на вполне резонный вопрос, были ли случаи, когда делающих успехи воспитанников направляли на повторное обследование, чтобы смягчить диагноз и перевести в место с возможностью развиваться дальше, ответ был отрицательный. Таких случаев за всю историю интерната не припомнили. На вопрос о том, кто компетентен принимать решение о направлении на повторное обследование,

Александр Васякин ответил — «Я».

И добавил: «Они всё равно безнадежны, это ведь психохроники».

Может быть, Александр Григорьевич просто устал, если он настолько не верит в возможность помочь своим подопечным?

«К нам едет ревизор» или Welcome, гости дорогие

Возможно, мой эмоциональный рассказ не выглядит убедительным, но сделать собственные выводы, о том, где красиво расставленные декорации, а где — действительность без прикрас, можно, сравнив хотя бы два телерепортажа. Первый сделан в 2008 году, когда журналист телеканала СТБ Леся Штогрин без предупреждения приехала в интернат и сняла репортаж. Второй — телеканалом ИНТЕР в разгар проверки, развернувшейся после публикации в британской газете — когда дорогих гостей ждали и были готовы принять, как говорится «при полном параде».

Картинка говорит за себя сама, да и реплики Александра Васякина в репортажах — импровизированном и том, к которому готовился, отличаются как тональностью, так и степенью откровенности.

Найдите, как говорится, 10 отличий:

(начиная с 6-й минуты)

Прокуратура за несколько дней сделала вывод, что «при проверке заведения информация о небрежном уходе за всеми воспитанниками Торезского детского интерната, изложенная в вышеупомянутой статье, не нашла своего подтверждения». «Потемкинская деревня» — с нетоптанными коврами и накрахмаленными скатертями в столовой, зависимый от директора в депрессивном Торезе персонал, сухие цифры медицинских приговоров — может этого недостаточно, чтобы быть спокойным… за детей.

Но для этого необходима воля сверху, которая сможет дать команду «искать», выдержит сопротивление небедных функционеров системы нашей нищей социалки. А для начала отстранит дирижёра всего этого маскарада в пенсионные 63 от исполнения обязанностей хотя бы на период проведения проверки…

PS. Заведя нас в одну из комнат, где живут молодые женщины, Александр Васякин скомандовал: «Ну, давайте!».

«Кормили вечером нормально, давали жидкое, молочное, яички… вчера… — хором пугливо затараторили две девчушки, вытянув перед директором «руки по швам».//rights.martin-club.org

Напомним, заместитель председателя Донецкой областной государственной администрации по вопросам гуманитарной и социальной сфер Елена Петряева заявила, что публикация материала «Санди Таймс» о голоде в Торезском психоневрологическом доме-интернате на совести руководителя Молодежной организации «М.АРТ.ИН-клуб».

«Такая публикация — на совести журналиста. На совести руководителя Молодежной организации „М.АРТ.ИН-клуб“. Я думаю, что у неё в своем клубе есть достаточно много задач, целей, которые нужно решать. Комментировать работу других учреждений — не совсем корректно, на мой взгляд», — заявила Петряева.